Тыссия

Жил-был человек по имени Тыссия. Были у него сын и дочка. Жили они хорошо и тихо. И вот пришла война. Юраки убили Тыссию, имущество разграбили, сына и дочку на пустом чумовище покинули. Из всего богатства только одного оленьего бычишку с обратно растущей шерстью оставили.

Мальчик долго сидел и думал: как-то жить надо. И стал он работать. Прежде всего, сделал из хвойных веток чум. Стали они с сестрой в нем жить. Однажды брат сказал сестре:

— Ты сиди в чуме, а я пойду посмотрю, добыть пищу какую-нибудь надо.

Пошел мальчик в лес. Сестренка его, плача, осталась в чуме одна. Мальчик в лесу пасти-ловушки делать стал. В этот день три пасти сделал. Пасти поставил. Домой пошел.

На другой день пошел осмотреть пасти. Едва дошел, видит — одна куропатка попалась. Взял куропатку. Сделал еще три пасти, насторожил все шесть пастей и пошел домой. Куропатку сварили, половину ее съели, половину в запас оставили.

На следующее утро опять ушел брат к пастям. Едва подо-шел, видит-две пасти упали. Ближе пришел, смотрит — двух куропаток пришибло. Вынул их. Снова три пасти сделал, все девять пастей насторожил. Домой пошел. Опять они с сестрой половину куропатки съели. Остальных про запас оставили.

Наутро брат опять в лес пошел к своим пастям. Подошел и видит — три пасти упали. Смотрит, двух куропаток прихлопнуло. В третьей пасти какой-то черный зверь лежит. Думает мальчик: "Вероятно, это ворона несчастная попалась. Зачем, глупая, в мою пасть залезла?" Подошел к пасти ворону вынуть, смотрит — а это черная лисица. Обрадовался парень, весело на душе стало, вынул лисицу, насторожил пасти и пошел домой. В чуме съели они с сестрой пополам целую куропатку, другую же спрятали. Лисицу парень ободрал; шкурку сушить повесил.

На следующий день пошел снова к пастям. Издали видит — три пасти упали, три куропатки видно, попались. И в четвертой опять черная лисица лежит. Парень сделал еще три пасти, все их насторожил и пошел в свой чум. Там они с сестрой по целой куропатке съели. Затем парень лисицу ободрал, шкуру сушить повесил.

На следующее утро опять торопится парень в лес к своим пастям. На этот раз четыре пасти четырех куропаток добыли, а в пятой чудесная черная лисица пришиблена. Быстро домой вернулся парень. Сестра сварила по куропатке. Каждый съел свою. А две куропатки про запас спрятали. Снял парень шкуру лисицы, повесил сушиться, и легли спать. Наутро встали, поели. Брат и говорит своей сестре:

— Ну, я сегодня кое-куда поеду. Ты в чуме сиди, жди меня.

Вышел из чума, своего взлохмаченного бычишку в нарты запряг, слегка вожжой ударил. Так подхватил бычишка нарты, что полоз поверхности снега чуть-чуть касался. Будто от кончиков глухариного крыла тонкий след остался. Едет, едет парень. Едет куда глаза глядят. Сам нигде не бывал: ехать куда, не знает. Вдруг видит, вдали холм стоит высокий, едва до неба вершина не доходит. Парень до него доехал, остановился передохнуть. Солнце уже будто к вечеру повернуло.

Парень сидит на нартах, раздумывает. Опять что-то вдали показалось. Будто туча растет, будто туманом дыхание оленей над стадом клубится. Все ближе и ближе. Вот уже видно, идет аргиш, на всю ширину тундры растянулся. Еще приблизился. Впереди, видно, ездовая нарта с седоком идет. Двенадцать быков впряжены. Колени у быков подгибаются, С трудом, подскакивая, быки нарты тащат. Плечи у них по обе стороны шеи — будто бочки для воды.

Подошли нарты близко. С нарт слез человек, подошел к парню и спросил:

— Ты какой земли человек? Откуда пришел? Парень отвечает:

— Где я родился, не знаю, кто я — тоже не знаю. Вот ты человеком меня назвал! То ли я от отца с матерью родился, то ли от развилки дерева — не знаю. А твое имя какое?

Приезжий ответил:

— Мое имя — Хыссия-старик. Тогда парень сказал:

— А мое имя Тыссия.

— А-а,-сказал старик,-это твоего отца имя! Знаю, знаю. Давно я тут одного Тыссию убил, у него, помню, сын да дочка остались. Так это ты? Ну, а сестра твоя тоже жива?

— Да, жива. А ты, старик, что за глупости вспоминаешь? Лучше дай мне еды, ведь у меня дома сестра голодная осталась.

— Ладно, вот позади аргиш идет. Когда придет, тогда еду и возьмешь.

Старик повернулся, нагнулся над нартой, что-то вытащил. Парень смотрит. Видит, будто бутылка. Думает: "Не кино ли это?" Сам-то он никогда раньше вина не видывал, но слыхал, будто какое-то вино бывает. Старик Хыссия говорит ему:

-Подойди сюда! Давай это вино пить.

— Что это у тебя за вино? Как его пить буду? Ни утром, ни вечером, сколько живу, не пивал такого, и даже не видал! Ну, ладно, если с добрым умом даешь, давай попьем.

Хыссия-старик опять сказал:

— Подойди сюда ближе.

Парень неохотно шагнул к нему. Старик поднес к его рту эту жидкость. Парень глотнул. Будто горчит, а в то же время сладко. Снова глотнул — очень сладко показалось. Ноги стали легкими, сам себя едва слышит. Хыссия-старик убрал вино, собрался дальше ехать, говорит парню:

— Вот позади идущий аргиш придет, там еды себе возьми. И поехал вперед. Двенадцать быков его, подскакивая, подгибая колени, с трудом нарты подхватили. Аргиш за ним потянулся.

Парень стал нарты аргиша считать. С трудом считает: только одних женских нарт тридцать две, на них женщины едут. Посреди них одна такая девушка ли, молодая женщина ли проехала, будто хозяина водяного дочь. Парень сказал ей:

— Скажи, ты-девушка, или какая-либо птица, или водяного хозяина дочь? Оленя твоего останови.

Девушка послушно вожжу к себе потянула, спросила:

— Что ты сказал? Эх, Тыссия, сердце у тебя, видно, такое большое, с каждым встречным ты пьешь и болтаешь! Вот сейчас позади, в чуме, Хыссия убил моего отца, мать, братьев и других людей, а меня забрал и к себе везет.

— Ты мне сказки не рассказывай. Доставай лучше еду. Девушка нарту развязала, крышку с нее отбросила, целую тушу оленя руками обхватила, вытащила и парню отдала. Завязала нарту, и аргиш дальше тронулся.

Парень долго сидел и думал: "Поехать мне, что ли, вдогонку за стариком Хыссией? Такое вкусное у него питье". Оленью тушу на дорогу бросил, следом за Хыссией-стариком поехал.

Вечером, только Хыссия остановился, женщины чум поставили, как сзади показался Тыссия.

— Тыссия, ты зачем опять пришел?-спросил старик. — У тебя такая была вкусная еда, вот я ее запить к тебе приехал, — ответил Тыссия.

— Ладно, входи в чум.

В чум вошли. Женщины им в переднем месте оленью шкуру постелили. Тыссия сел на нее. А старик Хыссия с той девушкой рядом сидит. Бочку с вином в чум вкатили, в передний угол поставили. Ковшиком стали вино черпать, пить. Хыссия хвастать стал, что у него тридцать жен, каждой отдельный чум поставили. Вдруг Хыссия спросил:

— Тыссия, а сестра твоя жива?

— Жива.

— А она красивая?

— Да, немножко лучше меня.

— Тыссия, дай мне твою сестру. Какую цену назначишь, ту и дам.

Тыссия, пока сидели, заметил, будто у старика Хыссии одежда поясом его покойного отца подпоясана. Думает Тыссия, молчит. Потом сказал:

— Сестру мою ни за что другое не отдам, только вот за этот твой пояс с ножом.

Хыссия ничего не сказал. Посидел, помолчал, потом ответил:

— Хе-е! Как отдам этот пояс? Жизнь вся моя в нем и есть. Все олени мои, все другое богатство этим поясом добыто.

Тыссия спросил:

— За жену молодую и то не отдашь? Сестру тебе отдам, да еще три черные лисицы.

Долго молчал старик Хыссия. Сидел, будто засох. Потом сказал:

— Ладно.. Сейчас ты сильнее-бери пояс за сестру и за три черные лисицы. Навек тебе это не удержать. Все равно рано или поздно отберу пояс у тебя.

Обнялись старик с парнем, руки друг другу пожали. Хыссия одной рукой пояс отстегнул, бросил Тыссии. Тот поймал пояс, тело свое им опоясал. После этого опять пить стали.

Пили, пили, пока старик Хыссия не свалился и не заснул. Во время его сна жены старика стали уговаривать Тыссию:

— Убей его, что ты смотришь!

Он же отвечал им:

— Как я могу безвинного человека убить? Мне он ничего плохого не сделал.

Наутро Тыссия домой поехал. В чум вошел, видит: сестра сидит, ждет его. Сказал ей:

— Вот, обещал я тебя одному человеку. Сестра как услыхала, так навзрыд и заплакала. А Тыссия только сел, сразу крепко заснул. Вот уж время к полночи подошло. Слышит сестра, будто на улице звук колокольчика. Потом слышно, человек крепко ругается. Испугалась сестра, стала будить брата. Он нисколько не шевелится. Тогда она схватила топор и обухом его сзади ударила. Брат сразу проснулся, сел:

— Что случилось?

Стал прислушиваться, узнал: старик Хыссия на улице ругается, вокруг чума ходит.

— Тыссия-а! Кто мне красивую сестру обещал? — Кто мой пояс с ножом обманом увез?

Тыссия вскочил, заложил дверь чума. Нож из ножен вынул. Вот Хыссия дверь нашел, открыл и с отказом в руке, заслоняя глаза от света другой рукой, внутрь чума смотрит: где тут сидит красивая сестра Тыссии. Потом в чум полез, крича:

— Вот сейчас я к вам войду!

Только голова и шея Хыссии в чуме показались, Тыссия подскочил и старику горло ножом проткнул. Старик Хыссия ничком свалился. Тыссия сказал сестре:

— Одевайся!

Та оделась. Тыссия в это время тело старика Хыссии в хвойный старый чум притащил, уложил. Потом жерди чума на старика свалил и поджег. Своего взлохмаченного бычишку Тыссия убил и на труп старика Хыссии положил, вместе огнем сжег. Сам на нарты старика Хыссии сел и поехал к реке. Едет, поет:

— Боже, вот я какой грех совершил! Не клади мне наказания!

Приехал в чум старика Хыссии, всех тридцать жен его отпустил, сказав:

— Идите домой! Кто откуда пришел, обратно пусть идет в свою родную землю.

Для себя Тыссия оставил только ту давешнюю девушку, что по дороге остановил. Всех оленей роздал женам, лишь оленей этой девушки оставил у себя.

Долго так вместе жили.

Однажды утром говорит Тыссия своей жене:

— Ты, наверно, знаешь, были ли у твоих братьев хорошие ездовые олени?

— Да, под горой в стаде, есть три желтых быка, а кончики носов их белые.

Верно, только Тыссия под гору спустился, видит — три желтых быка с белыми пятнами на носу в стаде ходят. Мауг аркан на руку собрал. Стадо оленей мимо него проходит. Аркан бросил. Самому большому из желтых быков на шею аркан попал. Тыссия потащил быка к дому. Два других, хоркая, за большим сами пошли. Привел к чуму. Из середины нарт одну нарту вытащил. Копылья у нее из клыка мамонта. Запряг в эту нарту быков. Вожжевой олень побольше, два других, позади припряженных, на спину вожжевому носы положили, стоят. Потом Тыссия в чуме пестрый сокуй достал, из бобровых шкур выкроенные пимы надел, под сокуй с бобровой опушкой малицу надел. Вышел на улицу. Из Мамонтова клыка семисуставный хорей взял. На нарты сел, поехал. Три белоносых быка так нарты подхватили, что край тучи, по небу идущей, головами задели.

Так поехал, куда глаза глядят.

Ехал-ехал, огляделся — к какому-то озеру подъехал. Спустился к берегу. Сидит на нарте. Вдруг видит — с противоположной стороны озера три нарты с седоками появились.

Сюда, к нему подъезжают. В первую нарту три белых быка впряжены, белая постель постлана на ней, и седок одет в белый сокуй. В среднюю нарту три пестрых быка впряжены, пестрая нартовая постель положена, а седок в пестром сокуе. В последнюю нарту три черных быка впряжены. На ней положена черная постель, и человек в черном сокуе. Подошли нарты, остановились рядом с Тыссией. Люди с нарт спросили его:

— Какой земли ты человек? Парень в ответ им:

— А вы какой земли люди?

— Мы три брата Хыссии. Мы к русским ездили, теперь обратно домой возвращаемся. Недавно тут наш брат старший на эту сторону кочевать ушел. Ты какой земли человек? Ты не видел его здесь?

— Недавно тут какой-то паршивый старичишка Хыссия приходил. Я убил его тогда. Не зря убил. Безвинного убивать не буду. Отца моего он убил, пояс своего покойного отца я у него нашел, за то и убил.

— А-а! Хорошо, что ты сказал! Сам бог нам тебя послал!

И братья стали наступать на Тыссию. Он вскочил со своей карты, схватил из Мамонтова рога сделанную выбивалку для нартовой постели и стал бить братьев Хыссии. Так бил, что кости рук и ног их в крошки разбил. На нарты их посадил, назад повернул оленей, вожжи поймал и отпустил со словами;

— Идите, собирайте ваше войско!

А эти без рук, без ног куда денутся? Назад поехали. Тыссия тоже вожжу на дорогу назад повернул. Домой поехал. К чуму приехал. Оленей отпустил. В чум вошел. Жене ни слова не говорит.

Долго так жили. Однажды утром Тыссия встал и жене так сказал:

— Сегодня, видно, война будет. Я недавно, когда ездил, старика Хыссии трех братьев побил, назад отправил, велел войско собирать. Сегодня они должны прийти — я этой, ночью во сне их видел. Вышел на улицу, поймал своих желтых с белыми носами трех быков, в нарты запряг. Жену спросил:

— Ты, может быть, знаешь: у твоего отца или братьев при их жизни были военные или охотничьи ружья, луки или что другое?

Жена сказала:

— Я не знаю, было ли, не было ли у них оружие. Она вышла из чума, долго рылась в своей нарте, ничего-не нашла. Тыссия за ней тоже вышел. Видя, что она ничего нашла, он надел свой сокуй, взял топор, положил на нарту. Жена и сестра с плачем схватили его, хотели удержать. Он сел на нарту и поехал. Как и всегда, быки подхватили так сильно, что он едва к идущей по небу туче не взлетел. К тому самому озеру поехал. На берег выехал, остановился. Только что нарты остановились. Тыссия увидел, что на противоположной стороне озера появилось множество нарт, конца им не видно. На середину озера спустились, увидели Тыссию, стрелять стали. Стрелы на него как дождь падают. Тыссия все смотрел, вдруг сказал себе:

— Это что же я сижу?

Вскочил, схватил колотушку для выбивания нартовой постели, из мамонтовой кости сделанную, под гору бросил. Озеро от сломанного льда как взъерошенное стало. Взглянул — словно чистая тундра открылась. Враги начали тонуть между льдами, а те, которые живыми остались, стали убегать. Некоторые в безумстве друг друга ножами колют, кричат один другому:

— Это ты меня сюда обманом привел!

Тыссия сел на нарту и стал догонять убегающих, пристреливая их из лука. Потом домой повернул оленей. В чум свой лишь вечером приехал.

С той поры Тыссия с женой спокойно жили-поживали.