Войти
Давным-давно жил в Данморе, что в графстве Голуэй, один придурковатый паренёк. Он страсть как любил музыку, а выучить больше одной песенки так и не сумел. Песенка эта называлась «Чёрный бродяга». Разные господа часто приглашали его для увеселения, и он получал за это немалые деньги.
Как-то раз поздно вечером волынщик этот возвращался из дома, где происходили танцы. Он был порядком навеселе. Поравнявшись с мостиком, от которого было рукой подать до материнского дома, он нажал на свою волынку и заиграл «Чёрного бродягу».
Тут сзади к нему подкрался пак и перебросил его к себе на спину. У пака были длинные рога, и волынщик крепко ухватился за них.
— Сгинь, гнусная скотина! — крикнул он. — Отпусти меня домой! У меня в кармане десятипенсовик для моей матушки. Ей нужен нюхательный табак.
— Наплевать мне на твою мать, — сказал пак. — Держись лучше! Если упадёшь, свернёшь себе шею и загубишь свою волынку. — А потом добавил: — Сыграй-ка мне «Шан Ван Вохт»!
— Но я не умею, — отвечал волынщик.
— Не важно, умеешь или нет, — говорит пак, — начинай, и я тебя научу.
Волынщик задул в свою волынку, и такая мелодия у него получилась, что он и сам удивился:
— Ей-богу, ты замечательный учитель музыки! Ну, а куда ты меня тащишь, скажи?
— Сегодня ночью на вершине Скалы Патрика в доме банши большое торжество, — говорит пак. — Вот я туда тебя и несу, чтоб ты нам поиграл. И поверь моему слову, тебе неплохо заплатят за труды!
[Банши — в ирландской мифологии дух, стоны которого предвещают смерть.]
— Вот здорово! Значит, ты избавишь меня от путешествия, — сказал волынщик. — А то, видишь ли, отец Уильям наложил на меня епитимью: велел совершить паломничество к Скале Патрика, потому что на последний Мартынов день я стащил у него белого гусака.
Пак стрелой пронёс его над холмами, болотами и оврагами, пока не достиг вершины Скалы Патрика. Тут он трижды топнул ногой, тотчас растворилась огромная дверь, и они вместе прошли в великолепную комнату.
Посреди комнаты волынщик увидел золотой стол, вокруг которого сидело чуть ли не сто старух-банши. Они все разом поднялись и произнесли:
— Сто тысяч приветствий Ноябрьскому Паку! Кого это ты с собой привёл?
— Лучшего волынщика во всей Ирландии, — ответил пак.
Одна банши топнула ногой, тотчас в боковой стенке открылась дверь, и волынщик увидел... Кого бы вы думали? Да того самого белого гусака, которого он стащил у отца Уильяма.
— Но ей-богу же, — воскликнул волынщик, — мы с моей матушкой до последней косточки обглодали этого гуся! Только одно крылышко я дал Рыжей Мэри. Она-то и сказала пастору, что это я украл гуся.
Гусак прибрал со стола, а пак сказал:
— Сыграй-ка этим дамам!
Волынщик начал играть, и банши пошли танцевать. Они отплясывали, пока у них не подкосились ноги. Тогда пак сказал, что нужно заплатить музыканту, и каждая банши вытащила по золотому и вручила волынщику.
— Клянусь зубом святого Патрика, — сказал волынщик, — теперь я богат, точно сын лорда!
— Следуй за мной, — сказал пак, — я отнесу тебя домой.
И они тут же вышли. Только волынщик приготовился усесться верхом на пака, как к нему подошёл белый гусак и подал ему новую волынку.
Пак быстренько донёс волынщика до Данмора и сбросил его возле мостика. Он велел ему сразу отправляться домой и на прощанье сказал:
— Теперь у тебя есть две вещи, которых не было прежде, — это разум и музыка.
Волынщик дошёл до материнского дома и постучался в дверь со словами:
— А ну, впусти-ка меня! Я теперь разбогател, словно лорд, и стал лучшим волынщиком во всей Ирландии!
— Ты просто пьян, — сказала мать.
— Да нет же, — говорит волынщик, — и капли во рту не было! Когда мать впустила его, он отдал ей все золотые монеты и сказал:
— Погоди ещё! Послушай, как я теперь играю.
И он задул в новую волынку, но вместо музыки у него получилось, будто все гусыни и гусаки Ирландии принялись гоготать разом. Он разбудил соседей, и те принялись потешаться над ним, пока он не взялся за свою старую волынку и не исполнил им мелодичную песенку. А потом он рассказал им, что с ним приключилось в эту ночь.
На другое утро мать пошла полюбоваться на золотые монеты, однако на их месте она увидела лишь сухие листья, и больше ничего.
Волынщик отправился к пастору и рассказал ему всю историю, но пастор ни одному слову его не захотел верить, пока он не взялся за новую волынку, из которой полилось гоготанье гусаков и гусынь.
— Прочь с глаз моих, воришка! — возопил пастор.
Но волынщик и с места не сдвинулся. Он приложил к губам свою старую волынку — чтобы доказать пастору, что он рассказал ему чистую правду.
С тех пор он всегда брал только старую волынку и исполнял на ней мелодичные песенки, и до самой его смерти не было в целом графстве Голуэй лучшего волынщика, чем он.
