Синдбад-мореход (пятое путешествие)

Прошло нем­но­го вре­ме­ни, и сно­ва нас­ку­чи­ло Син­д­ба­ду жить в сво­ем прек­рас­ном до­ме в Го­ро­де Ми­ра. Кто хоть раз пла­вал по мо­рю, кто при­вык за­сы­пать под вой и свист вет­ра, то­му не си­дит­ся на твер­дой зем­ле.

И вот од­наж­ды приш­лось ему по­ехать по де­лам в Бас­ру, от­ку­да он не раз на­чи­нал свои пу­те­шес­т­вия. Он опять уви­дел этот бо­га­тый ве­се­лый го­род, где не­бо всег­да та­кое си­нее и сол­н­це све­тит так яр­ко, уви­дел ко­раб­ли с вы­со­ки­ми мач­та­ми и раз­ноц­вет­ны­ми па­ру­са­ми, ус­лы­шал кри­ки мат­ро­сов, выг­ру­жав­ших из трю­мов ди­ко­вин­ные за­мор­с­кие то­ва­ры, и ему до то­го за­хо­те­лось пу­те­шес­т­во­вать, что он не мед­ля ре­шил со­би­рать­ся в путь.

Через де­сять дней Син­д­бад уже плыл по мо­рю на боль­шом, креп­ком ко­раб­ле, наг­ру­жен­ном то­ва­ра­ми. С ним бы­ло еще нес­коль­ко куп­цов, а вел ко­рабль ста­рый, опыт­ный ка­пи­тан с боль­шой ко­ман­дой мат­ро­сов.

Два дня и две но­чи плыл ко­рабль Син­д­ба­да в от­к­ры­том мо­ре, а на тре­тий день, ког­да сол­н­це сто­яло как раз над го­ло­ва­ми пут­ни­ков, вда­ли по­ка­зал­ся не­боль­шой ска­лис­тый ос­т­ров. Ка­пи­тан при­ка­зал нап­ра­вить­ся к это­му ос­т­ро­ву, и, ког­да ко­рабль приб­ли­зил­ся к его бе­ре­гам, все уви­де­ли, что пос­ре­ди ос­т­ро­ва воз­вы­ша­ет­ся ог­ром­ный ку­пол, бе­лый и свер­ка­ющий, с ос­т­рой вер­хуш­кой. Син­д­бад в это вре­мя спал на па­лу­бе в те­ни па­ру­са.

— Эй, ка­пи­тан! Ос­та­но­ви ко­рабль!— зак­ри­ча­ли спут­ни­ки Син­д­ба­да.

Капитан ве­лел бро­сить якорь, и все куп­цы и мат­ро­сы выс­ко­чи­ли на бе­рег. Ког­да ко­рабль стал на якорь, тол­чок раз­бу­дил Син­д­ба­да, и он вы­шел на се­ре­ди­ну па­лу­бы, что­бы пос­мот­реть, по­че­му ос­та­но­вил­ся ко­рабль. И вдруг он уви­дел, что все куп­цы и мат­ро­сы сто­ят вок­руг ог­ром­но­го бе­ло­го ку­по­ла и ста­ра­ют­ся про­бить его ло­ма­ми и крючь­ями.

— Не де­лай­те это­го! Вы по­гиб­не­те!— крик­нул Син­д­бад.

Он сра­зу по­нял, что этот ку­пол — яй­цо пти­цы Рухх, та­кое же, как то, ко­то­рое он ви­дел в пер­вое пу­те­шес­т­вие. Ес­ли пти­ца Рухх при­ле­тит и уви­дит, что его раз­би­ли, всем мат­ро­сам и куп­цам не ми­но­вать смер­ти.

Но то­ва­ри­щи Син­д­ба­да не пос­лу­ша­лись его и ста­ли еще силь­нее бить по яй­цу. На­ко­нец скор­лу­па трес­ну­ла. Из яй­ца по­ли­лась во­да. По­том из не­го по­ка­зал­ся длин­ный клюв, за ним — го­ло­ва и ла­пы: в яй­це был пте­нец. Ес­ли б яй­цо не раз­би­ли, он, на­вер­но, ско­ро бы вы­лу­пил­ся.

Матросы схва­ти­ли птен­ца, за­жа­ри­ли его и при­ня­лись есть. Толь­ко Син­д­бад не прит­ро­нул­ся к его мя­су. Он бе­гал вок­руг сво­их то­ва­ри­щей и кри­чал:

— Кончайте ско­рей, а то при­ле­тит Рухх и убь­ет вас! И вдруг в воз­ду­хе пос­лы­шал­ся гром­кий свист и ог­лу­ши­тель­ное хло­панье крыль­ев. Куп­цы пос­мот­ре­ли вверх и ки­ну­лись к ко­раб­лю. Пря­мо над их го­ло­ва­ми ле­те­ла пти­ца Рухх. В ког­тях у нее из­ви­ва­лись две ог­ром­ные змеи. Уви­дев, что ее яй­цо раз­би­то, пти­ца Рухх так зак­ри­ча­ла, что лю­ди по­па­да­ли от стра­ха на зем­лю и ут­к­ну­лись го­ло­ва­ми в пе­сок. Пти­ца вы­пус­ти­ла свою до­бы­чу из ког­тей, пок­ру­жи­ла в воз­ду­хе и скры­лась из ви­ду. Куп­цы и мат­ро­сы под­ня­лись на но­ги и по­бе­жа­ли к мо­рю. Они под­ня­ли якорь, рас­пус­ти­ли па­ру­са и поп­лы­ли как мож­но быс­т­рее, что­бы спас­тись от страш­ной пти­цы Рухх.

Чудовищной пти­цы не бы­ло вид­но, и пут­ни­ки на­ча­ли бы­ло уже ус­по­ка­ивать­ся, но вдруг опять пос­лы­ша­лось хло­панье крыль­ев, и вда­ли по­ка­за­лась пти­ца Рухх, но уже не од­на. С ней ле­те­ла дру­гая та­кая же пти­ца, еще боль­ше и страш­ней пер­вой. Это был Рухх-са­мец. Каж­дая пти­ца нес­ла в ког­тях ог­ром­ный ка­мень — це­лую ска­лу.

Товарищи Син­д­ба­да за­бе­га­ли по па­лу­бе, не зная, ку­да ук­рыть­ся от разъ­ярен­ных птиц. Не­ко­то­рые лег­ли на па­лу­бу, дру­гие спря­та­лись за мач­ты, а ка­пи­тан не­под­виж­но зас­тыл на мес­те, под­няв ру­ки к не­бу. Он до то­го ис­пу­гал­ся, что не мог ше­вель­нуть­ся.

Вдруг раз­дал­ся страш­ный удар, точ­но выс­т­рел из са­мой боль­шой пуш­ки, и по мо­рю за­хо­ди­ли вол­ны. Это од­на из птиц бро­си­ла ка­мень, но про­мах­ну­лась. Уви­дя это, вто­рой Рухх гром­ко зак­ри­чал и над са­мым ко­раб­лем вы­пус­тил из ког­тей свой ка­мень. Ка­мень упал на кор­му. Ко­рабль жа­лоб­но зат­ре­щал, нак­ре­нил­ся, сно­ва вып­ря­мил­ся, под­б­ро­шен­ный вол­ной, и стал то­нуть. Вол­ны за­ли­ли па­лу­бу и унес­ли всех куп­цов и мат­ро­сов. Спас­ся один Син­д­бад. Он ух­ва­тил­ся ру­кой за ко­ра­бель­ную дос­ку и, ког­да вол­ны улег­лись, взоб­рал­ся на нее.

Два дня и три но­чи но­сил­ся Син­д­бад по мо­рю, и на­ко­нец на тре­тий день вол­ны при­би­ли его к не­ве­до­мой зем­ле. Син­д­бад выб­рал­ся на бе­рег и ог­ля­дел­ся. Ему по­ка­за­лось, что он не на ос­т­ро­ве, сре­ди мо­ря, а до­ма, в Баг­да­де, в сво­ем чу­дес­ном са­ду. Но­ги его сту­па­ли по мяг­кой зе­ле­ной тра­ве, усе­ян­ной пес­т­ры­ми цве­та­ми. Вет­ки де­ревь­ев гну­лись от тя­жес­ти пло­дов. Круг­лые свер­ка­ющие апель­си­ны, ду­шис­тые ли­мо­ны, гра­на­ты, гру­ши, яб­ло­ки как буд­то са­ми про­си­лись в рот. Ма­лень­кие пес­т­рые пти­цы с гром­ким ще­бе­тань­ем кру­жи­лись в воз­ду­хе. Под­ле быс­т­рых, блес­тя­щих, как се­реб­ро, ручь­ев пры­га­ли и иг­ра­ли га­зе­ли. Они не ис­пу­га­лись Син­д­ба­да, по­то­му что ни­ког­да не ви­де­ли лю­дей и не зна­ли, что их нуж­но бо­ять­ся.

Синдбад так ус­тал, что еле сто­ял на но­гах. Он на­пил­ся во­ды из ручья, лег под де­ре­во и сор­вал с вет­ки боль­шое яб­ло­ко, но не ус­пел да­же от­ку­сить от не­го ни ку­соч­ка, а так и зас­нул, дер­жа яб­ло­ко в ру­ке.

Когда он прос­нул­ся, сол­н­це опять сто­яло вы­со­ко и пти­цы так же ве­се­ло ще­бе­та­ли на де­ревь­ях: Син­д­бад прос­пал весь день и всю ночь. Толь­ко те­перь он по­чув­с­т­во­вал, как ему хо­чет­ся есть, и с жад­нос­тью наб­ро­сил­ся на пло­ды.

Подкрепившись нем­но­го, он под­нял­ся и по­шел по бе­ре­гу. Ему хо­те­лось ос­мот­реть эту чу­дес­ную зем­лю, и он на­де­ял­ся встре­тить лю­дей, ко­то­рые при­ве­дут его в ка­кой-ни­будь го­род.

Долго гу­лял Син­д­бад по бе­ре­гу. Но не уви­дел ни од­но­го че­ло­ве­ка. На­ко­нец он ре­шил нем­но­го от­дох­нуть и свер­нул в не­боль­шой ле­сок, где бы­ло прох­лад­нее.

И вдруг он ви­дит: под де­ре­вом, у ручья, си­дит ма­лень­кий че­ло­век с длин­ной вол­нис­той се­дой бо­ро­дой, оде­тый в ру­ба­ху из лис­ть­ев и под­по­ясан­ный тра­вой. Этот ста­ри­чок си­дел у са­мой во­ды, под­жав но­ги, и жа­лоб­но смот­рел на Син­д­ба­да.

— Мир те­бе, о ста­рик!— ска­зал Син­д­бад.— Кто ты и что это за ос­т­ров? По­че­му ты си­дишь один у это­го ручья?

Старик не от­ве­тил Син­д­ба­ду ни од­но­го сло­ва, но по­ка­зал ему зна­ка­ми: «Пе­ре­не­си ме­ня че­рез ру­чей».

Синдбад по­ду­мал: «Если я пе­ре­не­су его че­рез ру­чей, мне не бу­дет от это­го ни­че­го пло­хо­го, а сде­лать доб­рое де­ло ни­ког­да не ме­ша­ет. Мо­жет быть, ста­рик мне по­ка­жет, как най­ти на ос­т­ро­ве лю­дей, ко­то­рые по­мо­гут мне доб­рать­ся до Баг­да­да».

И он по­до­шел к ста­ри­ку, по­са­дил его се­бе на пле­чи и пе­ре­нес че­рез ру­чей.

На дру­гом бе­ре­гу Син­д­бад опус­тил­ся на ко­ле­ни и ска­зал ста­ри­ку:

— Слезай, мы уже приш­ли.

Но ста­рик толь­ко креп­че уце­пил­ся за не­го и об­х­ва­тил но­га­ми его шею.

— Долго ты еще бу­дешь си­деть у ме­ня на пле­чах, сквер­ный ста­рик?— зак­ри­чал Син­д­бад и хо­тел сбро­сить ста­ри­ка на зем­лю.

И вдруг ста­рик гром­ко зас­ме­ял­ся и так сжал но­га­ми шею Син­д­ба­да, что тот чуть не за­дох­нул­ся.

— Горе мне!— вос­к­лик­нул Син­д­бад.— Я убе­жал от лю­до­еда, пе­ре­хит­рил змея и зас­та­вил Рух­ха нес­ти се­бя, а те­перь мне са­мо­му при­дет­ся но­сить это­го сквер­но­го ста­ри­ка! Пусть толь­ко он зас­нет, я сей­час же утоп­лю его в мо­ре! А до ве­че­ра не­дол­го ждать.

Но нас­ту­пил ве­чер, а ста­рик и не ду­мал сле­зать с шеи Син­д­ба­да. Он так и зас­нул у не­го на пле­чах и толь­ко нем­но­го раз­жал но­ги. А ког­да Син­д­бад поп­ро­бо­вал ти­хонь­ко спих­нуть его со сво­ей спи­ны, ста­рик за­вор­чал во сне и боль­но уда­рил Син­д­ба­да пят­ка­ми. Но­ги бы­ли у не­го тон­кие и длин­ные, как пле­ти.

И прев­ра­тил­ся нес­час­т­ный Син­д­бад во вьюч­но­го вер­б­лю­да.

Целыми дня­ми при­хо­ди­лось ему бе­гать со ста­ри­ком на спи­не от од­но­го де­ре­ва к дру­го­му и от ручья к ручью. Ес­ли он шел ти­ше, ста­рик жес­то­ко бил его пят­ка­ми по бо­кам и сжи­мал ему ко­ле­ня­ми шею.

Так прош­ло мно­го вре­ме­ни — ме­сяц или боль­ше.

И вот од­наж­ды в пол­день, ког­да сол­н­це осо­бен­но силь­но пек­ло, ста­рик креп­ко зас­нул на пле­чах Син­д­ба­да, и Син­д­бад ре­шил от­дох­нуть где-ни­будь под де­ре­вом. Он стал ис­кать те­нис­то­го мес­та и вы­шел на по­лян­ку, на ко­то­рой рос­ло мно­го боль­ших тыкв; не­ко­то­рые из них бы­ли су­хие. Син­д­бад очень об­ра­до­вал­ся, ког­да уви­дел тык­вы.

«Они мне, на­вер­но, при­го­дят­ся,— по­ду­мал он.— Мо­жет быть, они да­же по­мо­гут мне сбро­сить с се­бя это­го жес­то­ко­го ста­ри­ка».

Он сей­час же выб­рал нес­коль­ко тыкв по­боль­ше и вы­дол­бил их ос­т­рой па­лоч­кой. По­том он наб­рал са­мо­го спе­ло­го ви­ног­ра­да, на­пол­нил им тык­вы и плот­но за­ку­по­рил их лис­ть­ями. Он выс­та­вил тык­вы на сол­н­це и ушел с по­лян­ки, та­ща на се­бе ста­ри­ка. Три дня не воз­в­ра­щал­ся он на по­лян­ку. На чет­вер­тый день Син­д­бад сно­ва при­шел к сво­им тык­вам (ста­рик, как и в тот раз, спал у не­го на пле­чах) и вы­нул проб­ки, ко­то­ры­ми зат­к­нул тык­вы. В нос ему уда­рил креп­кий за­пах: ви­ног­рад стал бро­дить, и его сок прев­ра­тил­ся в ви­но. Это­го толь­ко и нуж­но бы­ло Син­д­ба­ду. Он ос­то­рож­но вы­нул ви­ног­рад и вы­жал из не­го сок пря­мо в тык­вы, а по­том сно­ва за­ку­по­рил их и пос­та­вил в тень. Те­перь на­до бы­ло по­дож­дать, ког­да прос­нет­ся ста­рик.

Никогда Син­д­ба­ду так не хо­те­лось, что­бы он прос­нул­ся пос­ко­рее. На­ко­нец ста­рик на­чал ер­зать на пле­чах Син­д­ба­да и уда­рил его но­гой. Тог­да Син­д­бад взял са­мую боль­шую тык­ву, от­ку­по­рил ее и от­пил нем­но­го.

Вино бы­ло креп­кое и слад­кое. Син­д­бад при­щел­к­нул язы­ком от удо­воль­с­т­вия и на­чал пля­сать на од­ном мес­те, встря­хи­вая ста­ри­ка. А ста­рик уви­дел, что Син­д­бад на­пил­ся че­го-то вкус­но­го, и ему то­же за­хо­те­лось поп­ро­бо­вать. «Дай и мне»,— зна­ка­ми по­ка­зал он Син­д­ба­ду.

Синдбад по­дал ему тык­ву, и ста­рик од­ним ду­хом вы­пил из нее весь сок. Он ни­ког­да рань­ше не про­бо­вал ви­на, и оно ему очень пон­ра­ви­лось. Ско­ро он на­чал петь и сме­ять­ся, зах­ло­пал в ла­до­ши и зас­ту­чал ку­ла­ком по шее Син­д­ба­да.

Но вот ста­рик стал петь все ти­ше и ти­ше и на­ко­нец креп­ко зас­нул, све­сив го­ло­ву на грудь. Его но­ги пос­те­пен­но раз­жа­лись, и Син­д­бад лег­ко сбро­сил его со сво­ей спи­ны. До че­го при­ят­но по­ка­за­лось Син­д­ба­ду рас­п­ра­вить на­ко­нец пле­чи и вып­ря­мить­ся!

Синдбад ушел от ста­ри­ка и це­лый день бро­дил по ос­т­ро­ву. Он про­жил на ос­т­ро­ве еще мно­го дней и все хо­дил вдоль бе­ре­га мо­ря, выс­мат­ри­вая, не по­ка­жет­ся ли где-ни­будь па­рус. И на­ко­нец он уви­дел вда­ли боль­шой ко­рабль, ко­то­рый приб­ли­жал­ся к ос­т­ро­ву. Син­д­бад зак­ри­чал от ра­дос­ти и при­нял­ся бе­гать взад и впе­ред и ма­хать ру­ка­ми, а ког­да ко­рабль по­до­шел бли­же, Син­д­бад бро­сил­ся к во­де и поп­лыл ему нав­с­т­ре­чу. Ка­пи­тан ко­раб­ля за­ме­тил Син­д­ба­да и ве­лел ос­та­но­вить свое суд­но. Син­д­бад, как кош­ка, вска­раб­кал­ся на борт и сна­ча­ла не мог ска­зать ни од­но­го сло­ва, толь­ко об­ни­мал ка­пи­та­на и мат­ро­сов и пла­кал от ра­дос­ти. Мат­ро­сы гром­ко го­во­ри­ли меж­ду со­бой, но Син­д­бад не по­ни­мал их. Сре­ди них не бы­ло ни од­но­го ара­ба, и ник­то из них не го­во­рил по-араб­с­ки. Они на­кор­ми­ли и оде­ли Син­д­ба­да и да­ли ему мес­то в сво­ей ка­юте. И Син­д­бад ехал с ни­ми мно­го дней и но­чей, по­ка ко­рабль не прис­тал к ка­ко­му-то го­ро­ду.

Это был боль­шой го­род с вы­со­ки­ми бе­лы­ми до­ма­ми и ши­ро­ки­ми ули­ца­ми. Со всех сто­рон его ок­ру­жа­ли кру­тые го­ры, по­рос­шие гус­тым ле­сом.

Синдбад вы­шел на бе­рег и по­шел бро­дить по го­ро­ду.

Улицы и пло­ща­ди бы­ли пол­ны на­ро­ду; все лю­ди, ко­то­рые по­па­да­лись Син­д­ба­ду нав­с­т­ре­чу, бы­ли чер­но­ко­жие, с бе­лы­ми зу­ба­ми и крас­ны­ми гу­ба­ми. На боль­шой пло­ща­ди был глав­ный го­род­с­кой ры­нок. Там сто­яло мно­го ла­вок, в ко­то­рых тор­го­ва­ли, рас­х­ва­ли­вая свои то­ва­ры, куп­цы из всех стран — пер­сы, ин­дий­цы, фран­ки, тур­ки, ки­тай­цы.

Синдбад сто­ял пос­ре­ди рын­ка и смот­рел по сто­ро­нам. И вдруг ми­мо не­го про­шел че­ло­век в ха­ла­те, с боль­шим бе­лым тюр­ба­ном на го­ло­ве и ос­та­но­вил­ся у лав­ки мед­ни­ка. Син­д­бад вни­ма­тель­но всмот­рел­ся в не­го и ска­зал се­бе:

«У это­го че­ло­ве­ка сов­сем та­кой же ха­лат, как у мо­его при­яте­ля Хад­жи-Му­хам­ме­да с Крас­ной ули­цы, и тюр­бан у не­го свер­нут по-на­ше­му. Пой­ду к не­му и спро­шу, не из Баг­да­да ли он».

А че­ло­век в тюр­ба­не тем вре­ме­нем выб­рал боль­шой блес­тя­щий таз и кув­шин с длин­ным уз­ким гор­лыш­ком, от­дал за них мед­ни­ку два зо­ло­тых ди­на­ра и по­шел об­рат­но. Ког­да он по­рав­нял­ся с Син­д­ба­дом, тот низ­ко пок­ло­нил­ся ему и ска­зал:

— Мир те­бе, о поч­тен­ный ку­пец! Ска­жи мне, от­ку­да ты ро­дом — не из Баг­да­да ли, Го­ро­да Ми­ра?

— Привет те­бе, зем­ляк!— ра­дос­т­но от­ве­тил ку­пец.— По то­му, как ты го­во­ришь, я сра­зу уз­нал, что ты баг­да­дец. Уже де­сять лет я жи­ву в этом го­ро­де и ни ра­зу до се­го дня не слы­шал араб­с­кой ре­чи. Пой­дем ко мне и по­го­во­рим о Баг­да­де, о его са­дах и пло­ща­дях.

Купец креп­ко об­нял Син­д­ба­да и при­жал его к гру­ди. Он по­вел Син­д­ба­да к се­бе до­мой, на­по­ил и на­кор­мил его, и они до ве­че­ра про­го­во­ри­ли о Баг­да­де и его ди­ко­ви­нах. Син­д­ба­ду бы­ло так при­ят­но вспо­ми­нать ро­ди­ну, что он да­же не спро­сил баг­дад­ца, как его зо­вут и как на­зы­ва­ет­ся го­род, в ко­то­ром он те­перь на­хо­дит­ся. А ког­да ста­ло тем­неть, баг­да­дец ска­зал Син­д­ба­ду:

— О зем­ляк, я хо­чу спас­ти те­бе жизнь и сде­лать те­бя бо­га­тым. Слу­шай же ме­ня вни­ма­тель­но и де­лай все, что я те­бе ска­жу. Знай, что этот го­род на­зы­ва­ет­ся Го­ро­дом Чер­ных и все жи­те­ли его — зин­д­жи (так ара­бы на­зы­ва­ли чер­но­ко­жих аф­ри­кан­цев). Они жи­вут в сво­их до­мах толь­ко днем, а ве­че­ром са­дят­ся в лод­ки и вы­ез­жа­ют в мо­ре. Как толь­ко нас­ту­па­ет ночь, в го­род при­хо­дят из ле­са обезь­яны и ес­ли встре­ча­ют на ули­це лю­дей, то уби­ва­ют их. А ут­ром обезь­яны сно­ва ухо­дят, и зин­д­жи воз­в­ра­ща­ют­ся. Ско­ро ста­нет сов­сем тем­но, и обезь­яны при­дут в го­род. Са­дись же со мной в лод­ку, и по­едем, ина­че обезь­яны те­бя убь­ют.

— Спасибо те­бе, зем­ляк!— вос­к­лик­нул Син­д­бад.— Ска­жи мне, как твое имя, что­бы я знал, кто ока­зал мне ми­лость.

— Меня зо­вут Ман­сур Плос­ко­но­сый,— от­ве­тил баг­да­дец.— Идем ско­рей, ес­ли ты не хо­чешь по­пасть в ла­пы обезь­янам.

Синдбад и Ман­сур выш­ли из до­му и пош­ли к мо­рю. Все ули­цы бы­ли пол­ны на­ро­ду. Муж­чи­ны, жен­щи­ны и де­ти бе­жа­ли к прис­та­ни, то­ро­пясь, спо­ты­ка­ясь и па­дая.

Придя в га­вань, Ман­сур от­вя­зал свою лод­ку и вско­чил в нее вмес­те с Син­д­ба­дом. Они отъ­еха­ли нем­но­го от бе­ре­га, и Ман­сур ска­зал:

— Сейчас в го­род вой­дут обезь­яны. Смот­ри!

И вдруг го­ры, ок­ру­жав­шие Го­род Чер­ных, пок­ры­лись дви­жу­щи­ми­ся огонь­ка­ми. Огонь­ки ка­ти­лись свер­ху вниз и ста­но­ви­лись все боль­ше и боль­ше. На­ко­нец они сов­сем приб­ли­зи­лись к го­ро­ду, и на боль­шой пло­ща­ди по­яви­лись обезь­яны, ко­то­рые нес­ли в пе­ред­них ла­пах фа­ке­лы, ос­ве­щая путь.

Обезьяны рас­сы­па­лись по рын­ку, се­ли в лав­ках и на­ча­ли тор­го­вать. Од­ни про­да­ва­ли, дру­гие по­ку­па­ли. В хар­чев­нях обезь­яны-по­ва­ра жа­ри­ли ба­ра­нов, ва­ри­ли рис и пек­ли хлеб. По­ку­па­те­ли, то­же обезь­яны, при­ме­ря­ли одеж­ду, вы­би­ра­ли по­су­ду, ма­те­рию, ссо­ри­лись и дра­лись меж­ду со­бой. Так про­дол­жа­лось до рас­све­та; ког­да не­бо на вос­то­ке ста­ло свет­леть, обезь­яны пос­т­ро­ились в ря­ды и уш­ли из го­ро­да, а жи­те­ли вер­ну­лись в свои до­ма.

Мансур Плос­ко­но­сый при­вел Син­д­ба­да к се­бе до­мой и ска­зал ему:

— Я уже дол­го жи­ву в Го­ро­де Чер­ных, и стос­ко­вал­ся по ро­ди­не. Ско­ро мы с то­бой от­п­ра­вим­ся в Баг­дад, но сна­ча­ла те­бе нуж­но на­жить по­боль­ше де­нег, что­бы не стыд­но бы­ло вер­нуть­ся до­мой. Слу­шай же, что я те­бе ска­жу. Го­ры вок­руг Го­ро­да Чер­ных пок­ры­ты ле­сом. В этом ле­су мно­го пальм с прек­рас­ны­ми ко­ко­со­вы­ми оре­ха­ми. Зин­д­жи очень лю­бят эти оре­хи и го­то­вы от­дать за каж­дый из них мно­го зо­ло­та и дра­го­цен­ных кам­ней. Но паль­мы в ле­су та­кие вы­со­кие, что ни один че­ло­век не мо­жет дос­тать оре­хи, и ник­то не зна­ет спо­со­ба, как их раз­до­быть. А я на­учу те­бя. Зав­т­ра мы пой­дем в лес, и ты вер­нешь­ся от­ту­да бо­га­чом.

На сле­ду­ющее ут­ро, как толь­ко обезь­яны уш­ли из го­ро­да, Ман­сур вы­нес из кла­до­вой два боль­ших тя­же­лых меш­ка, взва­лил один из них на пле­чи, а дру­гой ве­лел нес­ти Син­д­ба­ду и ска­зал:

— Ступай за мной и смот­ри, что я бу­ду де­лать. Де­лай то же са­мое, и у те­бя бу­дет боль­ше оре­хов, чем у ко­го-ли­бо из жи­те­лей это­го го­ро­да.

Синдбад с Ман­су­ром пош­ли в лес и шли очень дол­го, час или два. На­ко­нец они ос­та­но­ви­лись пе­ред боль­шой паль­мо­вой ро­щей. Здесь бы­ло мно­жес­т­во обезь­ян. Уви­дев лю­дей, они вска­раб­ка­лись на вер­хуш­ки де­ревь­ев, сви­ре­по ос­ка­ли­ли зу­бы и гром­ко за­вор­ча­ли. Син­д­бад сна­ча­ла ис­пу­гал­ся и хо­тел бе­жать, но Ман­сур ос­та­но­вил его и ска­зал:

— Развяжи твой ме­шок и пос­мот­ри, что там есть. Син­д­бад раз­вя­зал ме­шок и уви­дел, что он по­лон круг­лых, глад­ких ка­меш­ков — го­лы­шей. Ман­сур то­же раз­вя­зал свой ме­шок, вы­нул из не­го горсть ка­меш­ков и бро­сил ими в обезь­ян. Обезь­яны зак­ри­ча­ли еще гром­че, при­ня­лись пры­гать с од­ной паль­мы на дру­гую, ста­ра­ясь ук­рыть­ся от кам­ней. Но ку­да бы они ни убе­га­ли, кам­ни Ман­су­ра вез­де дос­та­ва­ли их. Тог­да обезь­яны ста­ли сры­вать с пальм оре­хи и бро­сать их в Син­д­ба­да и Ман­су­ра. Ман­сур с Син­д­ба­дом бе­га­ли меж­ду паль­ма­ми, ло­жи­лись, при­се­да­ли, пря­та­лись за ство­ла­ми, и толь­ко один или два оре­ха, бро­шен­ных обезь­яна­ми, по­па­ли в цель.

Скоро вся зем­ля вок­руг них пок­ры­лась боль­ши­ми, от­бор­ны­ми оре­ха­ми. Ког­да в меш­ках не ос­та­лось боль­ше кам­ней, Ман­сур и Син­д­бад на­пол­ни­ли их оре­ха­ми и вер­ну­лись в го­род. Они про­да­ли оре­хи на рын­ке и по­лу­чи­ли за них столь­ко зо­ло­та и дра­го­цен­нос­тей, что ед­ва при­нес­ли их до­мой.

На сле­ду­ющий день они опять пош­ли в лес и сно­ва наб­ра­ли столь­ко же оре­хов. Так они хо­ди­ли в лес де­сять дней.

Наконец, ког­да все кла­до­вые в до­ме Ман­су­ра бы­ли пол­ны, и зо­ло­то не­ку­да бы­ло класть, Ман­сур ска­зал Син­д­ба­ду:

— Теперь мы мо­жем на­нять ко­рабль и от­п­ра­вить­ся в Баг­дад.

Они пош­ли к мо­рю, выб­ра­ли са­мый боль­шой ко­рабль, на­пол­ни­ли его трюм зо­ло­том и дра­го­цен­нос­тя­ми и поп­лы­ли. На этот раз ве­тер был по­пут­ный, и ни­ка­кая бе­да не за­дер­жа­ла их.

Они при­бы­ли в Бас­ру, на­ня­ли ка­ра­ван вер­б­лю­дов, навь­ючи­ли их дра­го­цен­нос­тя­ми и от­п­ра­ви­лись в Баг­дад.

Жена и род­ные ра­дос­т­но встре­ти­ли Син­д­ба­да. Син­д­бад роз­дал друзь­ям и при­яте­лям мно­го зо­ло­та и дра­го­цен­ных кам­ней и спо­кой­но за­жил в сво­ем до­ме. Сно­ва, как преж­де, ста­ли при­хо­дить к не­му куп­цы и слу­шать рас­ска­зы о том, что он ви­дел и ис­пы­тал во вре­мя пу­те­шес­т­вия.

Так окон­чи­лось пя­тое пу­те­шес­т­вие Син­д­ба­да.

Поделитесь своими мыслями
Будьте первыми, расскажите, что вы думаете, и узнайте мнение других участников.
Добавить обсуждение
Рубрикатор