Войти
Это было давным-давно, в незапамятные времена. На берегу реки Густуг-Хем жил богач по имени Бура-Баштыг. У него была белая богатая юрта, тысячи голов скота и много работников. Среди них были старый охотник, его сын Кодур-оол и девушка Биче-кыс, возлюбленная Кодур-оола. Однажды старый охотник, не выдержав побоев Бура-Баштыга, решил уйти с сыном в лес. Перед уходом Кодур-оол пошел проститься с любимой.
— Я ухожу с отцом в лес. Проклятому Бура-Баш-тыгу мы не хотим покориться,— сказал Кодур-оол.
— Ты меня покидаешь?— спросила Биче-кыс и заплакала. Кодур-оол крепко прижал ее к себе и поцеловал.
— Я никогда не покину тебя, моя Биче. Пойду в лес, убью много зверя. Освобожу и тебя от Бура-Баштыга.
Биче-кыс стряхнула кончиком рукава слезы и улыбнулась.
— Ладно, милый! Желаю тебе большой удачи. Кодур-оол пошел догонять отца. В дорогу он взял свой бызанчы, на котором любил играть, когда пел песни. Кодур-оол шел, часто оглядываясь на черную юрту, где осталась любимая. Он хотел, чтобы она еще долго слышала его голос, и громко пел:
Если у подножья Кускуннуга я вырою колодец,
То найду в нем чистую воду,
Если девушку в белой юрте я посватаю,
То найду в ней добрую жену.
Он шел, думая о Биче-кыс. Вдруг перед ним старшая дочь Бура-Баштыга — Чилбакай. Она сидит верхом на красивом белом коне с серебряной сбруей. На ней шелковый халат и шапка из богатого меха, в ушах блестят золотые серьги. Ее глаза колют, как шипы караганника.
— Ты самый красивый среди людей моего отца. И ты оставляешь наш аал и меня! Если я захочу, кто будет ласкать меня?
Кодур-оол некоторое время стоял молча. Что скажешь хищной рыси, когда она готовится растерзать свою жертву?
Наконец он сказал Чилбакай спокойно, гордо:
— Ты богата и нарядна. Но у тебя нет сердца. Я тебя ненавижу, не хочу видеть никогда.
Чилбакай изо всей силы хлестнула коня и помчалась по степи. А Кодур-оол отправился дальше по следу отца. Он пересек широкую ровную степь и пришел к опушке леса. Здесь текла бурная горная река, за рекой раскинулись бескрайние леса, а за ними — цепи гор, вершины которых упирались в небо. К тому времени солнце уже почти подошло к одной из высоких скал и должно было скоро упасть на нее.
Кодур-оол пошел вверх по крутому берегу реки. Наконец он увидел отца у большого утеса, подступившего к берегу.
— Где ты так долго пропадал? Из-за тебя я пропустил вечерний выход зверя,— сказал отец.
— Нигде не пропадал, но я шел не той тропой и потратил время на обход,— ответил Кодур-оол и смутился под взглядом строгих отцовских глаз. Он ни слова не сказал о Биче-кыс.
Охотники развели большой костер и легли спать под утесом.
Глядя на искры, улетавшие в черное небо, Кодур-оол размышлял: «И деревья вокруг нас, и звезды на небе, и мы с отцом — все хотят жить. Трудно жить, а все-таки жить хорошо! Только нужно быть таким, как отец. Он молчалив, а добычи у него больше, чем у других охотников. Вот набьем много зверя, и Биче-кыс станет хозяйкой нашей новой юрты». С этими мыслями он заснул.
Когда он проснулся, костер уже давно погас. Отца не было. Кодур-оол встал, быстро прочистил и зарядил ружье.
Тут он вспомнил о своем неразлучном друге бы-занчы.
— Пожелай мне удачи в охоте,— сказал он, крепко сжимая в руках бызанчы, и запел:
Как голосом кукушки Полны леса, Так словами любимой Полны сердце мое и кровь.
Потом он поставил бызанчы перед большим камнем в укрытом месте и, взяв ружье, пошел на охоту. Он шел, осторожно ступая, чтобы не хрустнула под ногами ни одна ветка.
Так проходил он до вечера и возвратился к утесу, не убив ни одного зверя.
Вскоре вернулся отец. Он нес на одном плече ружье, на другом — дикого козла. Но Кодур-оол, занятый мыслями о Биче-кыс, не заметил прихода отца.
— О чем ты горюешь, сынок?— спросил отец. Кодур-оол вздрогнул, но скрыл свое смущение.
— Как не горевать? Видишь, с какой добычей ты вернулся, а я пришел с пустыми руками.
— Не печалься,— сказал отец,— козел — наш. Возьми бызанчы, сыграй и спой. Я люблю, когда ты поешь.
Кодур-оол пел и играл, пока не уснул с бызанчы в руках. Когда он проснулся, отца опять не было. Кодур-оол взял ружье и твердо решил вернуться с добычей. В это время грянула гроза.
«Что это? Все пошло мне наперекор. Осенью — гроза!» Он поставил ружье к скале, взял бызанчы и стал играть и петь. Голос у него был сильный, как буря, и в то же время нежный и высокий, как призывный зов марала. Лил дождь, гремел гром. Кодур-оол не слышал воя бури.
Вдруг раздался страшный треск. Это молния разбила в щепки большой старый кедр, прижавшийся ветвями к скале. Кодур-оол очнулся. Вот раздался еще более сильный треск, и из скалы, у которой сидел Кодур-оол, вышла нарядная девушка, в халате из красного шелка, подпоясанном зеленым поясом, в рысьей шапке с парчовым верхом, в расшитых идыках. Ее узкие черные глаза сверкали, концы длинных кос доставали до земли. Она спокойно села у погасшего костра, словно не замечая бури.
Кодур-оол не знал, что ему делать. Он вспоминал то своего отца, то свою Биче-кыс и сурово молчал. Наконец он спросил:
— Кто ты? Откуда пришла?
— Я царевна этих гор и лесов,— ответила девушка.— Звуки твоего бызанчы привели меня сюда. Они проникли в мое сердце. За это я полюбила тебя.
Когда Кодур-оол услышал эти слова, то сердцу стало тепло. Но что-то отталкивало его от незнакомки. И Кодур-оол сурово спросил:
— Что тебе нужно от меня?
— Пойдем со мной. У меня тысячи голов скота. Юрта моя из чистого золота и серебра. Если ты станешь моим другом — будешь хозяином этого богатства. Согласен ли ты?
— Нет, не буду я твоим другом,— сказал Кодур-оол и отправился на охоту.
Но в это время с новой силой разразилась гроза, загремел гром, полил дождь. Какая-то неведомая сила подняла Кодур-оола и понесла по воздуху. Упав на землю, он увидел возле себя богатую юрту.
Кодур-оол вошел. Пол юрты был покрыт узорчатыми коврами, вдоль стен стояли сундуки, украшенные серебряной чеканкой, наполненные доверху дорогими мехами и драгоценностями. На очаге большая чаша была полна молока с желтой пенкой. Справа стоял шкаф для посуды с узором из драконов и львов, а слева — кровать, покрытая шелковым одеялом. В юрте никого не было. Через некоторое время вошла царевна.
— Вот моя юрта,— сказала она.— Если ты будешь жить в ней, все это будет твоим.
Кодур-оол ничего не ответил.
— Разве можно мужчине быть таким застенчивым? Почему ты боишься меня? Хочешь, я стану твоей женой? — говорила она.
Видя, что Кодур-оол молчит, она продолжала:
— Если ты думаешь о своих, то не беспокойся: когда будем жить вместе, ты приведешь их сюда.
— Мне не надо твоего богатства и твоей красоты,— сказал Кодур-оол.— У меня есть бедная, но любимая девушка.
— Ах вот оно что! Ну нет, уж к ней-то ты не уйдешь. Я тебе дороги не покажу и коней не дам! — крикнула разгневанная красавица и убежала.
Вокруг юрты она поставила стражу.
Кодур-оол мог уходить из юрты лишь до того места, куда долетает стрела, пущенная тугой тетивой.
Он каждый день взбирался на горку и там играл на бызанчы свои любимые песни. Все жители аала собирались слушать его.
Кодур-оол долгие дни и ночи думал о том, как убежать от красавицы. Случай ему помог. Лесная царевна решила испытать терпение Кодур-оола. Перед заходом солнца она пришла к нему и сказала:
— Послушай, Кодур-оол. Если ты хочешь получить то, что тебе дороже всего на свете, девяносто дней ничего не говори. Если ты выполнишь это условие, то получишь все, что захочешь. Если нет — будешь изгнан отсюда и ни с чем вернешься к своему костру. Но не думай меня обмануть: если ты нарочно что-нибудь скажешь, то всю жизнь будешь сидеть в этой юрте под стражей.
— Я готов выполнить твое требование,— согласился Кодур-оол.
Много дней Кодур-оол не говорил, выполняя условие. Время от времени он поднимался на гору и играл на бызанчы. Он думал о родине и о Биче-кыс. Он больше не хотел оставаться здесь, но не знал, как сказать что-нибудь вслух, чтобы слова сказались сами собой, а не нарочно.
Как-то Кодур-оол вошел в юрту и стал подбрасывать дрова в очаг, все думая о том, как бы что-нибудь нечаянно сказать.
Он не заметил, как огонь разгорелся, молоко в чаше закипело и стало с шумом заливать пламя. Он невольно воскликнул:
— Молоко кипит, молоко кипит!
Раздался страшный грохот, кто-то поднял Кодура-оола и понес. Он долго летел. Потом сильно ударился и, когда опомнился, увидел себя возле знакомой скалы, у своего костра, в старой одежде, с бызанчы в руках.
— Где ты был, сын мой? Я много ночей не спал. Много таежных троп исходил, искал тебя. Порой я слышал твою песню. Но она доносилась ко мне эхом со всех сторон. Я доходил до ущелий и возвращался назад. Почему ты не сказал, куда ушел?— спрашивал отец, прижимая голову сына к своей груди.
Кодур-оол рассказал все, что было. Выслушав его, отец сказал:
— Богачи все одинаковы. Хорошо, что ты вернулся.
— А ты опять с добычей?— спросил Кодур-оол.
— Как же! Сорок лет охочусь, а такой богатой добычи у меня никогда еще не было.
Отец подошел к большой куче и снял ветки — под ними лежали сложенные рядами драгоценные шкуры зверей. Обрадовался Кодур-оол.
— Теперь у Бура-Баштыга желчный пузырь лопнет!— воскликнул он.— Как жаль, что я ничем не помог тебе, отец! Ты все добыл один.
— Не горюй, сын. Это ты помог мне своей песней. Когда ты пел и играл, все звери тайги останавливались и поднимали уши.
Отец почистил ружье и связал пушнину. Взвалив на себя шкуры, они отправились домой. На стоянке остались только кости зверей да угли потухшего костра.
Бура-Ваштыг, увидев, что Кодур-оол с отцом вернулись с богатой добычей, приветливо встретил их. Но они не поклонились Бура-Баштыгу, как прежде, а прямо пошли в свою юрту.
Бура-Баштыг не стерпел обиды. Он вошел в юрту Кодур-оола и с укором проговорил:
— Что вы за люди? Забыли древний обычай — делиться с друзьями и близкими после удачной охоты?
— Почему-то ты нашего горя не замечал, а наше богатство сразу увидел,— сказал отец.
Бура-Баштыг быстро ушел, размахивая длинными рукавами халата. Кодур-оол с отцом разложили и развесили в юрте богатую добычу. Вскоре снова явился Бура-Баштыг. Он привел свою дочь в праздничном наряде.
— Слушай, ашак,— сказал Бура-Баштыг отцу Кодур-оола,— мне нужно поговорить с тобой наедине.
Они вышли из юрты. Кодур-оол услышал сквозь кошму громкий шепот Бура-Баштыга: «Послушай, у тебя сын, у меня дочь. Надо подумать об их счастье».
Кодур-оол обернулся и посмотрел на дочь Бура-Баштыга.
— Теперь мы ровня, милый Кодур,-сказала она.— Я знатна, и ты богат. Я буду твоей женой. Я люблю тебя.
— Ты любишь не меня, а шкуры зверей, убитых моим отцом. Можешь уходить. Не нужна мне твоя знатность.
В это время Биче-кыс работала в юрте Бура-Баштыга и горько плакала.
— Кодур-оол теперь богат,— говорила она себе.— Бура-Баштыг захочет женить его на Чилбакай.
Тут вошли Бура-Баштыг и его дочь с красными от злобы глазами.
— Ты чего здесь торчишь? Вон из моей юрты!— крикнул он Биче-кыс.
Биче-кыс, не понимая причины такой злобы, быстро откинула полог и выскользнула из юрты. Может быть, Кодур-оол не согласился и еще думает о ней, Биче-кыс? С этой надеждой она побежала к юрте Ко-дура-оола, но встретила его на полпути.
Кодур-оол схватил ее за руки и сказал:
— Я не хочу больше никогда расставаться с тобой!
— И я тоже,— ответила она.
И Биче-кыс стала женой Кодур-оола, хозяйкой их новой юрты.
[Черная юрта — ветхая, черная от дыма и копоти юрта аратов-бедняков. Богачи жили в юртах, крытых белой дорогой кошмой.
Караганник — колючий кустарник.
Бызанчы — музыкальный инструмент со струнами из конского волоса.
Идыки — национальная обувь с загнутыми вверх носами.]
