КНЯЗЬ ХУАН И КОЛЕСНИК

19 октября 1974 г.

Князь Хуан из Хи, первый в своей династии, сидел под своим навесом, читая свою философию, а колесник Фынь работал во дворе, делая колесо.

Фынь отложил долото и молоток, поднялся по ступенькам а сказал князю Хуану: "Могу ли я спросить вас, господин, что вы читаете?" Князь сказал: "Знатоков, авторитеты". Тогда Фынь спросил: "Живых или мертвых?" Князь сказал: "Уже давно умерших". "Тогда, — сказал колесник, — вы читаете лишь грязь, которую они после себя оставили".

Князь сказал: "Что ты можешь об этом знать? Ты всего лишь колесник. Лучше бы тебе дать мне хорошее разъяснение, иначе ты умрешь".

Колесник сказал: "Давайте посмотрим на дело с моей точки зрения. Когда я делаю колесо, если я не очень стараюсь его подогнать, оно сваливается, а если я слишком упорствую, оно не подходит. Но если я ни очень старателен, ни слишком упорен, колесо подгоняется точь-в-точь, тогда работа как раз такова, какой я и хотел, чтобы она была. Вы не можете этого рассказать словами, вы просто должны знать, каково это. Я не могу этого в точности передать даже своему сыну, и мой сын не может этому у меня научиться. Вот таков я, 70-летний, все еще делающиий колеса.

Люди древности взяли с собой в могилу то, что они действительно знали, поэтому, господин, то, что вы читаете там, — это всего лишь грязь, которая осталась после них".

Случилось так, что на старой деревенской дороге один водитель обнаружил, что с его машиной что-то неладно. Он остановил машину, открыл капот и посмотрел внутрь. Вдруг он услышал голос: "Если ты спросишь меня, я смогу сказать тебе, что неладно". Удивленный, он оглянулся, так как думал, что вокруг никого нет. Вокруг действительно никого не было, кроме лошади, пасущейся неподалеку. Человек испугался и бросился бежать по дороге! Через 20 минут он прибежал на заправочную станцию. Когда он отдышался, он сказал ее владельцу, что случилось: там не было никого, кроме лошади, и я слышал человеческий голос, говорящий, что если я его спрошу, он может мне сказать, в чем неполадки.

Владелец спросил: "Не была ли это черная лошадь с дрожащей спиной и кривыми ногами? "

Человек ответил: "Да, все правильно".

Владелец сказал: "Не обращайте на нее внимания, это просто старый философ, уже давно умерший и все еще слоняющийся в этом месте. Просто из-за своего прежнего занятия он ищет людей, чтобы они задавали ему вопросы. Он ничего не знает относительно неполадок в моторах, и он не лошадь, он просто использует эту бедную старую лошадь в качестве медиума, поэтому не обращайте на нее внимания".

Но именно так все и происходит на всех дорогах жизни: старые призраки продолжают слоняться здесь, и они знают все ответы. Вы должны только спрашивать: просто за вопрос они готовы дать вам все ответы. Несмотря на то, что жизнь все время меняется, они ничего не знают о неполадках в моторах. Жизнь меняется от мига к мигу. В прошлом вы не сможете найти ответа, так как ответ — это не вещь, он всегда умирает вместе с тем человеком, который его открыл.

Но призраки все еще здесь слоняются. Ваши Веды, Кораны, Библии, Гиты — все это призраки. Теперь они уже не реальность, они давно уже мертвы, но они привлекательны. Поэтому сначала попытайтесь понять, почему мертвое прошлое столь привлекательно для живого, почему мертвое имеет столько привлекательности, почему мертвые путаются в ваших ногах. Зачем вы носите их с собой? Зачем вы их слушаете? Вы живы, вы свежи, зачем вам смотреть в прошлое, на авторитеты и знатоков?

Первое: чем дольше кто-то мертв, тем более велика традиция. Время все приукрашивает. Если Будда жив, вы можете его терпеть. Если вы к нему хорошо относитесь, тогда самое большее, вы идете к нему и слушаете, но вы не можете поверить, что он — Бхачван (живой бог), вы не можете поверить, будто этот человек узнал окончательное, так как он выглядит совсем как вы: человек из плоти и крови, молодой или старый, больной или здоровый, и такой же смертный, как и вы. Когда он голоден, ему нужна пища, когда он хочет спать, ему нужна постель: когда он болен, ему нужен отдых, — совсем как вы. Как вы можете поверить, что он узнал окончательное, бессмертное? Это трудно, почти невозможно.

Даже если вы пытаетесь, — это никогда не происходит; даже если вы себя принуждаете, глубоко внутри остается сомнение. Но теперь, через 25 столетий, Будда уже больше не человек из плоти и крови. Он никогда не болеет, он никогда не голоден, ему никогда не нужна пища, не нужны лекарства. Теперь он не умрет, он бессмертен. Время все скрашивает, и вы вновь и вновь забываете, что он принадлежал вам, вновь и вновь мертвый образ становится золотым, он становится выше и выше, он уже полностью потерялся где-то в раю. Вы можете увидеть лишь отблески. Тогда вы можете верить.

Следовательно, прошлое продолжает слоняться рядом с вами. Если Будда придет снова, вы его отвергнете. Вот почему сейчас Иисусу поклоняются, хотя когда он был жив, его распяли. Живого его вы распинаете, мертвому вы поклоняетесь. Почему смерть делает его столь значительным? столь полным смысла? Смерть разрушает тело и тогда связь с вами разорвана, тогда у вас есть духовный образ: бескровный, бесплотный, сверхфизический. Теперь вы можете его воображать, и этого вам достаточно, — вы проецируете, давая ему все качества.

Трудно проецировать на живого человека, так как там реальность, и он разрушит все ваши проекции, он не будет готов стать узником ваших проекций, но что может поделать мертвый? Что может сделать Иисус? Что может сделать Будда? Беспомощные по отношению к тому, что вы делаете, они должны страдать. Вот почему воображение более возможно в случае мертвого мастера — теперь вы можете определять значимость, превосходство, принадлежность к иному миру.

С живым человеком это невозможно, пока у вас нет верящего сердца, полной веры. Для тех, кто имеет полностью верящее сердце, Будда никогда не тело, живое или мертвое, он никогда не тело. Ведь они проникли внутрь, вглубь, и Будда прозрачен. Он может быть в теле, но он не тело; он может жить среди вас, но он не принадлежит к вам. — он откуда-то сверху.

В этом смысл Христа, сына Бога. В этом смысл аватара, воплощения Бога. В этом смысл тиртханкара, Будды. Он приходит из невидимого, но это можно увидеть с помощью глаз веры. Ум не может на это смотреть, но когда он мертв, ум может проецировать. Так что первое условие состоит в том, что чем больше прошло времени, чем больше разрыв, чем длиннее период между вами и Буддой, Иисусом, Махавиром, тем больше свободы у вашего воображения.

Тогда вы можете проецировать, можете творить вокруг них мечту, тогда они становятся все больше мифом и все меньше реальностью, тогда вокруг них создается целый мир. Тогда вы можете поклоняться, тогда вы можете их слушать, но несчастье в том, что когда Будда жив, он может вам помочь, когда Будда жив, вы можете впитать его дух: когда Будда жив, что-то может быть передано, перенесено. Но когда он мертв, это становится все более и более невозможным.

Почему? Потому что то, что дается, не может быть дано через язык. Если это может быть дано через язык, тогда есть писания, тогда есть слово Будды, но это не может быть дано через слово. Слово — лишь предлог для того, чтобы создать контакт на плане ума. И если вы восприимчивы, что-то постоянно происходит в стороне от слов, между словами, между строчками. Будда добирается до вас, это живой опыт. Он должен перенести не теорию, а себя. Он не сообщает гипотез, философий, а живой опыт, и он более подобен мастерству и меньше философии.

Даже если вы знаете, как плавать, вы не сможете научить этому кого-то с помощью слов. Что вы скажете? Чтобы цы ни сказали. вы почувствуете, что это неадекватно. Единственный способ — взять ученика с собой на реку. Сначала покажите ему, как плаваете вы, дайте ему довериться, дайте ему смелость, и потом говорите ему: ступай. И если он вам верит, он пойдет с вами. Потом, вновь и вновь, пусть он проходит через опыт. Только опыт может учить.

Духовность совсем как плавание, вы не можете о ней ничего сказать. Вы можете описать ее, но описание мертво. Духовность — живой опыт. Что-то случается, когда есть некто, кто знает мастерство. Он не может рассказать вам о нем, но вы можете научиться. И это — таинство: он не сможет вас научить этому, но вы можете научиться, если вы восприимчивы.

Поэтому помните: от ученика и его восприимчивости зависит больше, чем от мастера. Он там, он присутствует. Теперь вы должны быть восприимчивы и впитывающи, должны быть восприимчивы и позволительны, вы должны быть восприимчивы и дать ему проникнуть в вас. Не будьте закрыты. Когда вы закрыты, мастер может продолжать стучать в вашу дверь, но не будет никакого ответа. Чем больше он стучит, тем больше вы будете сжиматься и станете совсем запуганным. Поэтому он даже не постучит, так как это тоже агрессия, он просто будет ждеть у двери.

Когда вы готовы и открыты, он может вам дать это, может передать это тотчас, но ученик должен быть готов. Эта возможность существует только с живым мастером, у мертвого мастера вы не сможете ничему научиться. Слово с вами, Библия с вами, вы можете стать великим ученым, философом, можете придумать и навертеть вокруг этого множество теорий, можете создать свою теологию, но Иисуса там не будет. Вы должны жить с Иисусом, его присутствие — самое главное.

Второе, о чем нужно помнить, то, что ум всегда любит теории, слова, философии. Он может их схватывать, это игра, которую ум очень любит, так как ничего не теряется. Наоборот, с их помощью ум еще больше укрепляется. Чем больше вы знаете, чем больше информации вы получаете, тем больше ваш ум чувствует, что "я — кое-что".

С живым мастером проблема в следующем: вы должны подчиниться, ваше эго должно исчезнуть. Это действительно испытание смертью — жить с мастером. Вы должны умереть. И пока вы не умрете, ничего не произойдет. Только через вашу смерть происходит возрождение. Когда вас больше нет, вдруг есть божественное.

Так что живой мастер — это опыт смерти для ума: возрождение души, но смерть эго. С мертвыми мастерами вы не пугаетесь. Ум может продолжать играть в игры со знатоками и авторитетами, а интерпретация зависит от вас.

В любой теории, как она есть, смысла нет, вы должны вложить в нее смысл сами, это игра. Вы думаете, что читаете Гиту, слово Кришны. Вы ошибаетесь. Слово есть, но кто придает смысл? Смысл придаете вы. Поэтому любое писание не что иное, как зеркало: в нем вы видите лишь свое собственное лицо.

Вы можете прочитать все, что вам нравится, но из-за того.что ум очень хитер, он просто не слушает то, что ему противоречит. Он может интерпретировать своими способами — и нет Кришны, чтобы сказать: нет, смысл не в этом.

Случилось так, что когда Зигмунд Фрейд был еще жив, но уже стар, в последний год своей жизни он собрал у себя всех своих учеников — а у него была масса последователей по всему миру. Он создал очень значительную школу психоанализа, и его чтили. На ленч собрались 20 его ближайших учеников. Они начали обсуждать, что Фрейд понимал под каким-то вопросом, и совершенно забыли, что там был сам Фрейд.

Они были полностью поглощены дискуссией, противоречили друг другу и спорили. Одна теория — и 20 интерпретаций. А мастер был жив, он сидел среди них, но они полностью забыли о нем! Тогда он постучал по столу и сказал: "Пожалуйста, одну минуточку! Я еще жив, вы можете спросить меня, что я имею в виду. Слушая вас, я понял, что вы будете делать, когда я умру. Я жив, и все же никто не спрашивает, что я имею в виду: у вас уже есть 20 значений! Когда я буду мертв, у вас их будет две сотни, две тысячи, два миллиона, и тогда не будет возможности спросить меня, что я имею в виду."

Вот так рождаются секты и верования.

Иисус был простым человеком, но посмотрите на католиков, на протестантов, на сотни христианских сект и их интерпретации. Иисус был простым человеком, сыном плотника, он никогда не пользовался технологическим жаргоном, он не был человеком слов — он был человеком опыта. Он просто рассказывал простые истории, анекдоты, притчи. И он говорил с людьми, не знакомыми с литературой.

Смысл его слов был прост, но посмотрите на протестантов, католиков: их теологи сотворили из него такую громаду — гору! Они продолжают спорить о простых вещах и дискутировать, и они добились того, что потерялись в этом, так что Иисус полностью забыт.

Если был забыт живой фрейд, как вы можете помнить мертвого Иисуса?

Спросите индуистов: у них уже есть тысяча интерпретаций Гиты, и каждый год добавляются новые интерпретации, и никто не соглашается ни с кем. Шанкара говорит, что это — послание об отречении, что Гита является посланием об отречении, о недеянии. Локманья Тилак говорит, что это — послание о действии: как раз противоположное. А Рамануджа говорит, что это послание о преданности, а не о деянии и недеянии.

И вы продолжаете так же: тысяча интерпретаций, никто ни с кем не согласен. И когда вы читаете Гиту, это будет 1001-я интерпретация, так как она будет вашей. Вы внесете в нее свой ум, и ум почувствует, что он укреплен знанием, информацией. Ум никогда не находится в опасности, кроме как в присутствии живого мастера. Тогда он просто на грани смерти. Вы бежите от Кришны и несете в своей голове Гиту. Вы бежите от Иисуса и всегда держите в кармане Библию.

Библию можно носить в кармане, но не Иисуса. Библия принадлежит вам, но с Иисусом вы должны будете принадлежать Иисусу. В этом и различие: вы можете владеть Библией, но не можете владеть Иисусом. Он должен владеть вами.

И, в-третьих, наука может быть записана, нет никаких проблем. Ведь это не мастерство, это — теоретизирование, это теория. Она может быть записана, это описание, а не таинство. Все основание науки в том, как демистифицировать все. Она имеет трещины, законы, которые могут быть записаны, а если вы расшифровали закон, все известно.

Религия не подобна науке, она больше походит на искусство, она символична. Главное в том, что она не реалистична, а символична.

Однажды случилось так, что к Пикассо пришел друг. Он был военным и служил в армии. Он посмотрел на студию Пикассо и сказал: "Что за чепуха! Все нереально, нет ни одной картины, представляющей реальность."

В реальности вы не найдете ничего, подобного картинам Пикассо. Этого там нет, это только чувство peaльности самого Пикассо.

Наука пытается открыть объективное, искусство продолжает пробовать найти субъективное в объективном. Вы смотрите на цветок, и если вы спрашиваете о нем ученого, он скажет о химических соединениях цветка. Конечно, они там есть, но они — не цветок, так как они не несут в себе красоты, они не несут значения. О красоте вы должны спрашивать художника, но он не скажет о химических соединениях и чем-либо подобном. Он даст вам поэму, и она будет ближе к истине, чем все, что мог бы вам дать ученый, но она будет необъективной.

Пикассо выслушал его молча, так как тот был солдатом, а вы не можете ожидать от солдата понимания такой большой субъективности, так как он живет в мире объектов. Позднее они говорили о других вещах, и тогда солдат показал Пикассо фотографию своей подруги, маленькую фотокарточку.

Пикассо начал смеяться и сказал: "Неужели эта девушка так мала? Видно нелегко заниматься любовью с такой маленькой девушкой". Солдат сказал: "О чем ты говоришь? Это лишь снимок". И Пикассо сказал: "Картина не объективна, она символична, она просто представляет, показывает. Это не описание, здесь нет точных пропорций, это лишь показатель, образ.

Помните: религия больше подобна искусству, чем науке, и она даже более тонка, чем искусство, так как искусство представляет объективное, а религия представляет субъективное. Искусство имеет символы, чтобы показать объективный мир. Художник рисует розу на картине, но роза есть там. Розы Ван Гога или Пикассо могут быть не такие в точности, как в саду, но они все же розы: вы сможете найти некоторое подобие, сможете найти что-то соответствующее.

Но когда Будда говорит о нирване, это не находится во внешнем мире, вы не имеете ничего, соответствующего ему. Когда Иисус говорит о Царстве Бога. его нет там в объективном мире. Искусство представляет объективное: символы различны, но вы все же можете найти соответствующее этому в мире.

Религия символизирует субъективное, и вы не сможете найти ничего подобного в мире. Пока вы не пойдете внутрь себя, вы не будете способны найти смысл, значение. Тогда вы будете нести слово, а слово — это не реальность. Тогда вы можете повторять слово "бог", но вы не знаете ничего о Боге. Это более подобно искусству и даже еще более подобно ремеслу.

Что делает Будда? Он — ремесленник, он делает из вас богов. Совсем как скульптор, он все стучит по камню молотком, обтесывая здесь и там, отсекая все, что несущественно, и тогда открывается образ. Он там был. Он там был до того, как художник начал работу со своим молотком и долотом, но там было и несущественное.

Несущественное должно быть разбито и отсечено, чтобы существенное вышло наружу и было открыто. Так что же делает Будда? Вы подобны камню, и он будет трудться со своим долотом и молотком, он отсечет все несущественное, и тогда существенное придет к своей всеобщей славе. Тогде рождается великолепие, тогда живой мир проникает в этот мир. Он не приносит в мир ничего нового — он просто меняет вас, преображает. Вы уже несете в себе иной мир, но он слишком перемешан с этим миром. Необходимо разделение, отделение того, что существенно, от того, что несущественно; отделение того, что вы есть, от того, чем вы обладаете; отделение обладателя от обладаемого, духа от тела, центра от периферии.

Это как мастерство. Ни один художник не сможет сказать вам, как рисовать, — вы должны жить с мастером. Если вы приходите к Пикассо и говорите: "Как вы рисуете? Расскажите мне что-нибудь, дайте мне какое-нибудь руководство", он не сможет дать вам никакого руководства, так как сам не осознает этого. Это такое удивительное явление, оно настолько бессознательно, что когда Пикассо рисует, он не сознает никаких правил, регулировок, законов, руководства. Он становится своей живописью, его больше нет, он полностью поглощен ею. И вы должны быть с ним. Когда художник становится своей картиной и когде его больше нет и остается только картина, когде картина уже больше не сознательное усилие, когда его сменяет бессознательное, вы -должны увидеть явление и почувствовать, что это такое. Тогде это уже не руки Пикассо, тогда бессознательное Дао, природа приходит на смену.

Руки Пикассо — инструмент, они работают, как приспособления. но там присутствует какая-то иная энергия. Следите за тем, как рисует Пикассо, — он уже больше не человек, он вообще уже не часть вас, он стал творцом, он — не течение. Вот почему, когда рождается картина, она несет в себе нечто от иного мира. Но это — ничто.

Когда говорит Будда, он — не оратор; когда Будда движется, он — не прохожий; когда Будда кладет руку на вашу голову, он — не рука. Теперь Дао — или вы можете называть это Богом или любым именем, которое вы выберете, — пришло на смену. Теперь рука не Будды, это инструмент. Бог касается вас через него, а Будды вообще больше нет, он не стоит между вами и Богом, но это должно быть испытано.

Невозможно научиться чему бы то ни было у мертвого Будды. И если вы не можете научиться у живого, как вы можете надеяться научиться у мертвого?

Это мастерство, величайшее мастерство, и оно настолько деликатно и тонко, что ничего нельзя делать сознательно, — вы должны просто быть рядом и впитывать.Это слово нужно помнить — впитывать. Будда должен быть впитан, съеден. Он становится вашей плотью и кровью, он течет внутри вас. Его присутствие должно быть поглощено, и вы должны носить это в себе. Это величайшее мастерство в мире — делать из человека бога, из человека, который всегда тяготеет к тому, чтобы стать животным. Сделать из него бога, изменить его ум, отбросить его это, позволить окончательному случиться с ним.

Это привнесение океана в каплю, это раздробление океана на капли, это величайшее, самое великое мастерство. Ни в каких описаниях это не может содержаться, они могут лишь указывать. Вы должны быть рядом с живым Буддой, чтобы узнать, что это значит. И такое случается только раз в тысячу лет, в две тысячи лет, что здесь есть личность, подобная Будде. А потом рождаются мертвые культы, и люди продолжают поклоняться, не зная, что они делают.

Теперь попытаемся понять эти слова Чжуан-цзы. Это прекрасная притча.

"Князь Хуан из Хи, первый я своей династии, сидел под навесом, читая свою философию. А Фынь, колесник, был во дворе, делая колесо".

Он был ремесленником.

"Фынь отложил молоток и долото, поднялся по ступенькам и сказал князю Хуану: "Могу ли я спросить вас, господин, что вы читаете?""

Князь сказал: "Знатоков, авторитеты".

Хорошо помните, что все ваши эксперты и авторитеты уже мертвы, так как к тому времени, когда новости достигают вас, личность уже исчезла. К тому времени, когда вы узнаете о Будде, он мертв. Ваше сознание настолько лениво и низко, вы настолько не осознаете то, что происходит, что ко времени, когда вы узнаете, что цветок расцвел, и бежите в сад, цветок уже исчез.

Вам нужно время, чтобы понять, что кто-то там есть... и так много времени! Иногда проходят столетия, пока вы почувствуете, что Будда там был, но тогда уже ничего нельзя сделать. Будьте более бдительны, более сознательны, чтобы вовремя успеть на поезд. Но вы всегда опаздываете. Вы здесь уже не в первый раз, вы были там, когда Гаутама стал Буддой. Где-то на этой земле вы уже были, иначе и не может быть, так как ничто не умирает.

Вы его утратили. Кто-то, должно быть, сказал вам, но вы должны были спорить. Вы. должно быть, сказали: "Мы уже слышали множество историй, а это — лишь история". Вы, должно быть, подумали: "Как кто-то может стать просветленным, если я не стал просветленным? Как кто-то может быть выше меня?" А вера? Вы должны были сказать: "Я разумный человек, и я не могу с легкостью поверить. Есть сомнения, и сначала я должен удовлетворить свои сомнения.

Нужно время, иногда столетия, и даже тогда сомнения не удовлетворены. Помните: нужно совершить прыжок, даже с сомнениями. Если вы ждете, что сначала утихнут сомнения, тогда для вас никогда не придет время прыгнуть, так как сомнение — это самотворящийся процесс: одно сомнение порождает другое, другое порождает третье. И то же самое происходит с верой: одна вера творит следующую... и тогда создана цепь.

Когда вы начинаете, всегда есть колебания. Никто не может начать со всей душой, так как тогда не было бы нужды. Нужно начинать с сомнением, но не придавать сомнению большого значения. Нужно придавать больше внимания вере. Тогда энергия движется к вере, и вера становится цепочкой, тогда снова и снова энергия от сомнения поглощается энергией веры.

Помните: нужно посеять зерно. Если вы ожидаете и говорите: "Когда больше не будет сомнений, тогда я и посею зерна веры", вы никогда не посеете зерна.

... Вы должны были слышать, кто-то мог вам говорить, что Гаутама стал просветленным. Вы должны были рассмеяться, вы должны были сказать: "Никто не становится просветленным, это лишь сказки, которые сочиняют люди. И я знаю этого Гаутаму, я даже знаю его отца, знаю его семью и не могу поверить, так как я — скептик, я — разумный человек. Без разумных оснований я не могу сделать ни одного шага".

И не только с Буддой, — вы были там и тогда, когда был Иисус, вы были там, когда был Чжуан-цэы. Вы уже были здесь, и вы утрачивали много раз. Почему? Причина всегда одна и та же: вы не можете поверить. Вы продолжаете находить аргументы против прыжка, и существует бесконечная возможность продолжать находить аргументы снова, и снова, и снова.

Ведь если вы питаете сомнение, оно становится раковым наростом — и тогда оио движется само по себе, ему не нужно помогать. Это раковый рост, он продолжается и продолжается, и сомнение растет. То же самое происходит и с верой. Так что помните: Это не вопрос, что "когда сомнений не будет, тогда я поверю". Это невозможно, так как это время никогда не придет. Вы должны верить, пока сомнение еще есть. И посмотрите на красоту этого: если вы можете верить, пока сомнение есть, — а таков человеческий ум, хрупкий, слабый, разделенный, поэтому вы должны верить, пока сомнение есть, — так вот, если вы сможете верить, пока сомнение есть, это означает, что вы уделяете больше внимания вере и меньше — сомнению, что вы индифферентны к сомнению, так как все ваше внимание направлено на веру. Тогда приходит день, когда сомнение исчезло, так как если вы не уделяете внимания, вы не даете ему пищи, ибо внимание — это пища. Если вы не уделяете внимания, сомнение не может творить свою цель, но вы всегда находите причины.

Это всегда говорит: не подчиняйся, не позволяй, что ты делаешь? Ты потерйешь. И вы никогда не думаете, что уже потеряли. Где вы? Вы должны были встречать людей, известных как автопсихи. Это люди, которые просто наслаждаются ездой, они — авто-психи. Они поедут от Бомбея до Дели без остановки, и первое, что они скажут, когда достигнут Дели, будет следующее: "Мы добрались за 24 часа". Это авто-психи.

Однажды случилось так, что один авто-псих куда-то меня подвозил. Он ехал быстро, на сумасшедшей скорости, по прекрасной дороге. И мы должны были попасть в деревню к полудню, но мы туда не попали, а уже был вечер. Тогда я посмотрел на карту и сказал ему, что похоже, что он избрал неверный маршрут. Он сказал: "Не обращайте внимания на карту, она не имеет значения. Мы наслаждаемся самой поездкой". И он гнал, даже не останавливаясь, чтобы взглянуть на карту.

Есть люди, которые просто мчатся, думая, что если они едут быстро, они чего-то достигнут. Не движение приводит вас куда-то, а направление. Вовсе не бегом вы достигнете своего назначения, и вы можете бегать по кругу.

Куда вы попали? Что вы потеряли? Вовсе ничего. Тогда чего вы боитесь? Боитесь потерять ничто?

Ко мне приходят люди и говорят, что подчиняться трудно. Я всегда смотрю на них и просто не могу понять, о чем они говорят, так как им нечему подчиняться, нечего терять, не от чего отказываться. Если вы чего-то достигли, тогда отречение что-то значит, но вы ничего не достигли. Вы накопили ничего не значащий хлам м думаете, что это нечто стоящее, но вы не хотите на это смотреть, так как если вы смотрите, вы начинаете бояться, тогда почва под вашими ногами начинает трястись. Вы на это не смотрите, вы просто продолжаете верить, что имеете много, а у меня нет ничего, потому что за исключением просветления нет ничего, что я получил и что стоило бы заметить. За исключением полностью бдительного сознания, пламени бессмертного внутри больше нет никаких богатств. И не может быть.

Фынь отложил свой молоток ч долото, поднялся по ступенькам ч сказал князю Хуану: "Могу ли я спросить у вас, господин, что вы читаете?" Князь сказал: "Знатоков, авторитеты".

Человек становится знатоком только тогда, когда за ним долгая традиция. Он становится авторитетом только тогда, когда прошло много времени и ему поклонялись много людей. Если бы Иисусу никто не поклонялся, был бы он знатоком и авторитетом? Вы подсчитываете последователей: чем больше последователей, тем больше он знаток и авторитет.

В Новом Дели в одном кондитерском магазине есть плакат. Если вы там будете, вы должны обязательно зайти в этот магазин. На плакате написано: "Ешьте здесь, миллион мух не может ошибиться!"

Вот так же чувствуете и вы: если есть миллион последователей, значит миллион человек не может ошибиться. Когда есть 10 миллионов последователей, тогда вы чувствуете, что это — авторитет. Но это — мухи!

Сколько людей является последователями Будды? Сколько последователей у Иисуса? Вы подсчитываете последователей так, как если бы мастер зависел ел— количества последователей. Религия это не политика, количество последователей — не вопрос. Даже если за Буддой никто не следует, Будда есть Будда. И если весь мир — последователи, нет никакой разницы, так как люди всегда следуют за кем-то по неверным причинам. Не смотрите на последователей.

Но вы чувствуете именно это: кто является авторитетом? Сколько последователей? Вы всегда прибегаете к неверным аргументам.

Князь сказал: "Знатоков, авторитетов". Фынь спросил: "Живых или мертвых?"

Этот старый Фынь должен был быть человеком знания, действительно мудрым человеком, так как трудно найти человека, который верит живому авторитету. Как может живой быть авторитетом для вас? Для этого нужно время, много времени, только тогда кто-то становится авторитетом.

Случилось так. что я посетил буддийский вихар, монастырь, и те, кто там жил, приняли меня и попросили сказать что-нибудь о Будде. И я кое-что рассказал. Главный жрец был немного в замешательстве. В конце он мне сказал: "Я никогда не находил той истории, которую вы рассказали, — ни в одном писании, а я читал все, что сказал Будда. Никакие авторитеты не засвидетельствовали истинности этой истории, я слышал ее впервые. Откуда вы ее взяли? "

И я сказал ему. "Я создаю истории, и если она не записана в ваших писаниях, можете ее туда вставить. Я — сам себе авторитет".

Как создаются писания? Если кто-то написал это тысячу лет назад, тогда это — авторитет, но если я добавляю какую-нибудь историю, тогда нет! Но почему? Это всего лишь время. Будда умер — и через 500 лет были записаны истории, но не в его время. Так что если истории могут быть записаны через 500 лет, почему они не могут быть записаны через 2500 лет? Главный жрец не мог поверить, что я могу такое сказать.

Этот Фынь должен был быть очень мудрым человеком — он сказал: "Живых или мертвых?" Авторитеты почти всегда мертвы, и я говорю вам, что если вы можете верить в живой авторитет, вы будете преображены. Несите с собой мертвых — и они оделают вас мертвыми, вот каким образом вы стали тупы и бесчувственны. Будьте с живым — и вы станете больше живы, так как то, что вы делаете, изменяет вас. Если вы верите в мертвое, вы вериге в смерть, а не в жизнь. Если вы верите в живое, вы верите в жизнь, а не в смерть.

Князь сказал: "Давно умерших".

И действительно, любая религия пытается доказать, что ее авторитеты очень-очень стары, древни. Спросите индуистов, и они скажут, что их Дхарма санатана не имеет начала. Они — самые хитрые, они говорят, что начала вообще нет, так что вы не сможете доказать, что ваша религия более древняя, чем их. Они с этим покончили: начала нет. Они говорят, что Веды — самые древние, и они думают, что если вы можете доказать, что Веды самые древние, значит они самые авторитетные.

Почему-то ум думает, что чем старее вещь, тем она лучше, будто истина — это вино: чем старше, тем лучше. Все интерпретации не что иное, как наливание старого вина в новые бутылки. Истина — не вино, истина вообще не похожа на вино, она как раз противоположна: чем она новее, чем свежее, чем моложе, тем глубже. Живое более глубоко, мертвое — поверхностно, это пыль, оставленная прошлым и не что иное.

Но индуисты доказывают, что их Веды очень-очень стары, и они все дальше отодвигают дату составления Вед. И они очень сердятся, если кто-то доказывает, что они не так стары. Тогда они думают, что вы нерелигиозны, что вы сошли с ума.

Спросите джайнов: они доказывают, что их тиртханкары старше, чем Ве,ам, и у них есть основание, так как их первый тиртханкар упоминается в Риг-Веде. так что это ясное доказательство. Если первый тиртханкар с почтением упоминается в Риг-Веде, это показывает, что он должен быть давно мертв, иначе как вы выскажете столько почтения к живому человеку? Он не только упомянут, но упомянут с почтением, как бог, что означает, что он должен быть мертв по меньшей мере 5 тысяч лет. Только тогда человек становится богом.

И джайны говорят, что их религия самая древняя. И это пытается сделать любая религия. Зачем это усилие доказать, что вы самые древние? Затем, что ум верит в смерть, ум верит в прошлое. Ум — это не что иное, как прошлое. Поэтому вы думаете, что ваш ум будет более великим, если ваш авторитет древний, так как чем больше промежуток времени, накопление традиций, тем длиннее протяженность ума, чтобы он мог двигаться. Уму нужно время для движения, и ум — это не что иное, как аккумулированное прошлое, поэтому вы имеете больший ум, если ваше прошлое больше, и у вас меньший ум, если ваше прошлое не так велико. Вот почему все старые традиции, страны и расы всегда смотрят на американцев, как на детей, так как у них нет прошлого, — лишь 3 сотни лет.

Разве это прошлое? Три сотни лет? И не только это. Если вы последователь мастера, и он говорит, что ему 500 лет, он соберет больше последователей.

Я слышал, что ходят слухи о ламе из Тибета, которому тысяча лет. Его посетил один англичанин, который приехал из Лондона только за этим, — ведь ламе тысяча лет. Это редкость. Он посетил ламу, и не мог этому поверить — человек выглядел не более, чем на 50 лет. Поэтому он начал узнавать. Он спросил главного ученика ламы: "Правда ли, что вашему мастеру тысяча лет?" Ученик сказал: "Я не могу сказать, потому что я с ним всего 300 лет".

Но это так: чем старше вещь, тем больше у нее авторитет. Даже если кто-то говорит, что возраст его гуру 150 лет, вы вдруг чувствуете, что это нечто очень ценное. Вы думаете, что нечто становится ценным, просто становясь старым. Вам может быть 150 лет и вы просто 150-летний старый дурак, так как возраст не может принести мудрости, он с ней не связан, наоборот, дети более мудры и таковыми они и должны быть.

Бог не может ошибаться, а он всегда убивает стариков и заменяет их детьми. Это означает, что он верит в детей больше, чем в стариков. Стариков нужно выбросить, избавиться от них, теперь их нельзя использовать. Бог верит в новое, а человек — в старое. Бог всегда верит в новый лист, вот почему опадает старый. И он заменяет его новым, свежим, молодым. Бог вечно молод и нов, и такова же религия, но авторитеты... Вы не можете верить в авторитет Бога.

Если вы посмотрите на божественное творчество вокруг себя, вы всегда почувствуете, что он выглядит немного безумным, так как к тому времени, когда человек становится мудрым, он его извлекает. Вам исполнилось 90 лет, вы прожили свою жизнь, прошли через все ее стадии, много узнали, накопили опыт, и к тому времени, когда вы стали мудры, он вам говорит: "Давай, уходи из жизни". И он заменяет вас на малое дитя, вас сменяет маленький ребенок, который ничего не знает.

Похоже, что он больше любит невинность, а не знание, и больше любит свежие листья, чем старые, поблекшие. И так это и должно быть, так как жизнь должна быть молода, и если он — вечная жизнь, он должен быть вечно молодым. Вот почему индуисты никогда не изображают Кришну или Раму старыми. Это символично, они всегда молоды.

Видели вы портрет Рамы, на котором он выглядел бы очень старым? Или Кришны с посохом в руке, опирающегося на него? Он прожил 80 лет, он был стар, но индуисты просто отбросили идею изображать его старым, так как если вы смотрите на Бога, он всегда молод, а религия всегда свежа, совсем как невинный малыш, как утренняя роса, как первая звезда на вечернем небе. Но тогда Бог не может быть авторитетом, так как авторитет означает груз прошлого. — без груза прошлого авторитета не создать.

Фынь спросил: "Живых или мертвых?" Князь ответил: "Уже давно умерших". "Тогда, — сказал колесник, — вы читаете лишь грязь, которую они оставили после себя".

Когда вы слишком заняты прошлым, вы заняты грязью, могила-ми, вы — гробокопатель, вы живете на кладбище, вы уже не часть того живого явления, которое является жизнью.

Князь заметил: "Что ты можешь об этом знать? Ты — лишь колесник. Лучше тебе дать мне хорошее разъяснение, иначе ты умрешь".

Князь не мог поверить собственным ушам, что обычный колес