Татлюстенко

Татлюстенко — молодой человек, жил без семьи, родители у него умерли, и оставался лишь младший брат. Старший из братьев по вечерам время от времени ходил перекинуться шутками к девушке Химсад, единственной сестре пятерых братьев. Наблюдая за этим, ее братья решили: — Сюда приходит Татлюстенко, и сестра пойдет за него замуж. Но мы ее не отдадим ему, а выдадим за князя, который интересуется ею. Мы получим от него хорошее вознаграждение. Химсад узнала о замысле братьев, и он ей не понравился. Поэтому она позвала одного из игравших на улице мальчиков и сказала ему: — Малыш, предай Татлюстенко, чтобы он пришел ко мне. — Конечно, передам, — ответил мальчик и побежал выполнять поручение. Когда он вбегал во двор Татлюстенко, было время вечернего намаза, и парень убирал в конюшне.

— Химсад просила тебе передать, — сказал мальчик, — не посчитай за труд, загляни ко мне сегодня вечером. — Возвращайся, малыш, я буду у нее, — сказал парень и отпустил мальчика.

Сам же решил отправиться к девушке чуть позже, когда в домах зажгутся лампы. А пока продолжил уборку. Когда настало намеченное время, Татлюстенко вошел в комнату Химсад. Как это было и прежде, они много шутили, и поскольку она все молчала о том, зачем звала, он спросил:

— Химсад, я должен был отлучиться сегодня вечером по делу. Но прибежал мальчик и сказал: Тебя зовет Химсад. И вот я здесь. Скажи, зачем звала, и я пойду. — Ты приходишь ко мне по вечерам, — ответила девушка, — и мы предаемся шуткам. И я не знаю, объединяет ли нас с тобой что-либо более серьезное, чем эти шутки. Если есть что-то иное, ты скажи об этом, мне необходимо знать этот сейчас. Парень ответил: — Химсад, на свете много и таких, как ты, и такихх, кто был бы лучше тебя. Если я, пройдя мимо них, предпочитаю шутить с тобой, то, очевидно, в этом есть что-то серьезное. Ведь меня никто не неволит.

— Если так, — заключила девушка, — в пятницу за мной приезжает князь, а ты забери меня в четверг. И закончим на этом.

Парень вернулся домой, и все пошло своим чередом. В четверг вечером он предупредил младшего брата, чтобы тот никуда не уходил, а сам отправился к девушке. Вошел к ней, когда в домах зажигали свет.

— Проходи, — вскочила девушка и замерла, — садись. — Нет, — возразил Татлюстенко, — я пришел за тем, чтобы выполнить наш уговор.

Услышав это, девушка подхватила свой узелок с одеждой, и они вышли из дому никем не замеченными. Парень привел ее к себе. Кайткоко (видимо, второе имя младшего брата) не отлучался из дому. Братья, должно быть, осерчают и явятся сюда, — подумал парень (Татлюстенко) и сел ждать, не снимая оружия.

Четверо братьев в тот же вечер поняли, что сестры уже в доме нет, но самый старший из них был где-то в ауле.

— Она ушла с Татлюстенко. Если она согласится с нами, то мы вернем ее, а нет — убьем обоих, — решили братья и вооружились. Когда вернулся старший и увидел их, он спросил: — Не знаю причину, но вы, видимо, чем-то сильно огорчены. Нет драки, нет войны — так для чего вы так снарядились? — Татлюстенко ушел с нашей сестрой. Если она вернется с нами — приведем, а нет — убьем обоих, — ответили те. — Братья, неужели вы надеетесь, что будете стрелять пулями (щэ в адыгейском языке и пуля, и молоко), а Татлютенко в ответ сметаной (щатэ – производное от щэ – молоко)? — спросил старший. Если с той стороны может быть лишь один убитый, то с нашей — все пять. Не смотрите на то, что у него достаток скромен — мужества ему не занимать. Поэтому оставьте оружие, пусть будет все, как есть. Если она ушла с ним по своей воле, это скоро выяснится. Ведь кто-то знает, как это было — узнаем и мы.

Младшие братья сняли с себя оружие.

В тот же вечер Татлюстенко позвал своего младшего брата Абгана и сказал:

— Оседлай коня и овса приготовь, мне нужно отправляться в путь. Об одном прошу: если у нас будет гость, встреть его, как подобает, ни в чем ему не отказывай — ни в большом, ни в малом. Если у нас нет — проси у соседей, найди и дай. Меня не будет ровно год. В такой же день следующего года я вернусь.

И парень уехал. Как он и предупредил, его не было ровно год. В такой же день он снова вошел в свой дом. Вечером собрались родственники, но скоро один из них сказал:

— Друзья, хозяин с дороги. Должно быть, он устал. Не пора ли дать ему отдохнуть?

Компания разошлась, а муж и жена, как в прежние времена, принялись перешучиваться. И он неожиданно уснул, как был — одетым, прислонившись к свернутой постели. «Нет, не смогу я его разбудить, так сильно уставшего», — думала Химсад, стоя над мужем. «Вот если бы ему расстегнуть на груди черкеску, он задышал бы свободнее. Но ведь он может проснуться».

Прошла ночь, и наступил предрассветный час. Вдруг она услышала шум, по которому определила, что в ауле идет бой. Когда звуки приблизились, Татлюстенко вздрогнул.

— Какая досада, Химсад! Не слишком ли бережно ты оберегала мой сон? В ауле что-то происходит, а я не знаю — что? — сказал он, — выведи коня, пока я приведу в порядок свое снаряжение.

И он вскочил на коня. На аул напало русское войско, которое пыталось разорить его. Но оно было развернуто по краю аула и в тот час, когда рассвет занимается в полную силу, обращено в бегство. Татлюстенко был в группе всадников, преследовавших войско, когда его смертельно ранили. Его быстро доставили в один из крайних домов, но жизнь уже едва держалась в нем. Старики сидели у его изголовья, когда парень скончался.

— Как же быть, как его хоронить? Домой его везти нельзя, оставаться здесь тоже нельзя. Что делать? — спрашивали друг друга те, кто сидел у его изголовья. И тогда один из стариков, который был постарше остальных, сказал так:

— Почтенные! Ничего зазорного не будет, если мы посоветуемся с кем-то из женщин. Я знаю одну такую старую и очень уважаемую женщину, к которой можно было бы обратиться.

За ней послали, и она пришла. Когда она вошла, старики, приветствуя, встали:

— Садись, мать, — предложили ей, и она ответила:

— Нет, дети мои, я не буду садиться и уйду сейчас же, как выслушаю вас.

— Мать, мы тебя позвали, чтобы получить совет. Вот пред нами лежит Татлюстенко – и отсюда его нельзя хоронить, и нести домой тоже нельзя. Как быть, что с ним делать? — спросили старики.

— Дети мои, у меня не наберется столько ума, сколько у вас остается и во сне. А поступить вам следовало бы так: найти не очень старую женщину, велеть ей одеться во все черное. И пусть она отправляется в таком виде прямо в гостиную Татлюстенко.

Нашли женщину не очень старую, велели одеться во все черное и направили в гостиную Татлюстенко.

Химсад сидела на разостланной циновке, а с ее боков стояли две корзины. Она ничего не знала о произошедшем, когда женщина предстала перед ней. Увидев женщину, Химсад встала и замерла. А женщина, дойдя до середины комнаты, вдруг развернулась, собираясь уходить. Химсад схватила ее и остановила:

— Именем Аллаха заклинаю, постой! — попросила она. Задержав ее так, она подмела пол, подняла корзины и сказала:

— Мать, теперь мне в гостиной оставаться незачем. Проводи меня на кухню. Женщина отвела ее на кухню, а сама поспешила обратно в дом, откуда явилась с поручением. Она рассказала все, как было.

— Если так, то покойника здесь больше держать нельзя — отвезем его к нему в гостиную, — сказали старики.

Здесь подготовили все к погребению, затем похоронили. Химсад в доме Татлюстенко прожила один год, когда к ней явился человек от отца, который передал его слова:

— Что она и теперь делает там – в пустом доме Татлюстенко, пусть возвращается. Но она отказалась идти. Отец снова прислал человека, затем еще и еще. Делать ничего не оставалось, пришлось вернуться.

После ее возвращения домой дал о себе знать князь, который сватался к ней в девичестве. Сказал, что готов взять ее замуж, и братья согласились. Об этом узнала Химсад и позвала к себе младшего брата.

— Брат мой младший, — обратилась она, — разве вы не знаете, что ваше слово в этом деле не может быть последним? Так почему бы не сказать князю, чтобы он шел прямо ко мне? А я отвечу ему, как это и положено.

Старшие братья сообщили князю: «Надо ехать, по-другому не получится».

В один из пятничных дней князь приехал. Он вошел, сел, сложив ногу на ногу, начал с шуток, затем, когда перешел к серьезному, Химсад сказала ему:

— Теперь, конечно, все по-другому, поэтому я выйду за тебя замуж, если ты примешь мое условие.

— Какое условие? — спросил князь.

— Я пойду за тебя, но уговор такой: в течение последующего года ни ты не войдешь в мою комнату, ни я в твою, — ответила она.

Князь возмутился:

— Аллах милосердный, на что это будет похоже?

Химсад возразила:

— Если тебе кажется невыполнимым мое условие, то ведь в этой стране много таких, кто был бы лучше меня. Да ты и достоин лучшей. Тогда между нами не может быть никакого дела.

Химсад была небезразлична князю, поэтому он пошел на уговор.

Прошло шесть-семь месяцев с тех пор, как она появилась в его доме, когда случился неурожай в тех местах, откуда Химсад была родом. Пятеро ее односельчан отправились туда, где, как они слышали, можно было раздобыть зерна.

Путь лежал через аул князя, где путники и остановились на ночлег. Они не пошли ни к кому — не было здесь знакомых ни у кого из них, дали корм лошадям и разожгли костер прямо на улице. Парни проголодались, и один из них запел песню-плач, а другой подхватил. Плетень, у которого они расположись, оказался княжеским, а князь в то время был во дворе и все слышал. Химсад, несмотря на темноту, тоже оказалась во дворе. Когда зазвучала песня, она попросила девушек, сопровождавших ее:

— Какая красивая песня, давайте послушаем ее.

Когда песня закончилась, Химсад покачнулась, и девушки всплеснули руками: «О, Аллах!» Увидев это, князь спросил девушек:

— Что случилось?

— Ничего не случилось, но ей плохо, поэтому мы заводим ее в дом, — ответили те.

Князь развернулся, накинул на себя полушубок и вышел к парням, исполнявшим песню-плач.

— Добрый вечер, братья,— сказал он.

— Спасибо, садись, — пригласили парни.

— Нет, я не буду садиться. Но скажите, откуда вы путь держите, из какого аула? — спросил он. Они назвали. Поинтересовался князь и тем, куда они отправились. В таком-то ауле, мы слышали, можно купить продовольствие. У нас случился неурожай, — ответили парни.

— Если так, — сказал князь, — пусть двое пойдут со мной, — и дал им яловую откормленную овцу, проса и котел для приготовления пищи. — Готовьте и ешьте на здоровье. А утром я найду котел здесь.

На рассвете он забрал у путников котел и принадлежности к нему.

— Бог да покровительствует твоему дому, наградит здоровьем, — поблагодарили его парни.

— Теперь отправитесь дальше? — спросил князь.

— Да мы уже собрались, — ответили ему.

— Коль так, то когда проедете аул и встретите курган, остановитесь у него. Если там буду раньше я – подожду, — велел князь.

— Приехали?

— Да.

— Хорошо. Пройдемте дальше, — сказал князь и подвел путников к пяти амбарам, которые стояли в поле. Он велел наполнить зерном все мешки, которые они прихватили с собой и погрузить их на свои подводы.

— Спасибо, дай Бог тебе блага и скажи: сколько все это стоит, чтобы мы расплатились и могли возвращаться? — спросили парни.

— Ничего не стоит. Везите домой, — ответил князь.

— Нет так нельзя: это не один мешок, не одна подвода, а целых пять. Скажи все-таки цену, — настаивали они, но тот не хотел слышать возражений.

— Везите домой, — повторил он и проводил подводы за околицу.

Напоследок он сказал:

— Об одном попрошу я вас, парни. Больше никогда не пойте плач о Татлюстенко в нашей округе.

— Больше никогда не будем, — ответили с радостью они и тронулись в обратный путь.

Князь вернулся домой, и когда к нему зашла одна из девушек, он сказал:

— Скажи ей (Химсад), если она не возражает, завтра в обед я зайду к ней.

Химсад дала согласие, поэтому на следующий день князь зашел к ней:

— Химсад, я зашел к тебе не потому, что настал назначенный срок, но потому, что ты худа, бледна, и ты мне сейчас скажешь причину этого.

— Я нисколько не больна, и семья, в которую я вошла — дай Бог каждому: живу как в раю. Просто я худа и все… Но есть у меня одна тяжесть на сердце, о которой я теперь хочу тебе рассказать. Ты знаешь, что я была в гостиной Татлюстенко и ушла оттуда, ничем не отягчив подола своего платья. Всего два часа я сидела напротив мужа, и он сказал мне: «Вечером уже может и не быть того, что мы имеем днем. Если так случится, и я уйду первым, сделай поминки на моей могиле, чтобы люди могли помолиться за меня. Если ты уйдешь первой, то и я обещаю собрать людей для тебя», — сказала Химсад, — и эта сердечная тяжесть гложет меня.

— Я помогу тебе выполнить твое обещание, — сказал князь и вышел. Мало ли, много ли — он снарядил обоз продовольствия, рассчитанный на всех жителей аула, сам не поехал, но отправил ее с провожатыми.

Химсад, не заезжая домой, остановилась у кладбища и кликнула людей. Когда они узнали, в чем дело, вышли повара, быстро сварили мясо, пригласили людей. Поставили столы и стулья, хорошо поели, помолились об умершем. Затем к людям вышла Химсад и сказала:

— Баракет босын! Теперь мне пора собираться. Пусть мои провожатые запрягают повозки, а я еще раз схожу на могилу, — и она удалилась с двумя женщинами. Она сидела, причитала и плакала, когда к ней подошел отец.

— Что, нерадивая, кроме тебя в этой стране уже и нет такой, кто потерял бы своего доброго мужа? Вставай, тебя ждут провожатые, — сказал он.

— Откуда тебе знать, отец — душа моя здесь погребена, — ответила Химсад.

Отец, больше не говоря ни слова, вернулся к мужчинам. Когда он рассказал им обо всем, старики решили:

— Так не годится, нужно увести Химсад оттуда, — и направились к ней.

Увидев их приближение, она выхватила ножницы и покончила с собой.

Провожатые встревожились: «Как нам быть, как поступить — приехала живой, как везти ее обратно мертвой?» — говорили они. Но выступил один старик от односельчан Химсад и сказал так:

— Куда ее отсюда везти? Здесь покоятся ее родственники, дед, бабушка. Отправляйтесь и сообщите князю: захочет приехать — милости просим, нет — мы сами похороним.

Князь приехал на похороны и участвовал в них. Ее положили рядом с Татлюстенко. Два дерева выросли — по одному на могилах. Никто не знает, посажены они были кем-то или сами выросли, но, говорят, на уровне, куда достает вытянутая вверх рука, стволы деревьев сошлись и слились воедино.