Бадыноко и Шужей

Был храбрый нарт по имени Хижа. Дни свои он проводил в битвах с одноглазыми великанами. Он редко бывал дома, а когда возвращался, то всегда с победой и большой добычей — с табунами коней и стадами овец. С этим добром он поступал так, как надлежит поступать истинному нарту: раздавал коней и овец бедным нартам.

Из близких были у Хижи только жена и друг — Бадыноко. Детей у него не было.

Однажды жена ему сказала, что зачала ребенка. Хижа обрадовался и уехал в поход на одноглазых великанов. Прошли месяцы, жена родила Хиже сына, а Хижа не возвращался. Первенец его рос без имени: ждали возвращения отца.

Когда безыменному мальчику минуло два года, жена Хижи созвала друзей и сказала:

— Я все время надеялась, что Хижа вернется, а те перь затосковала: может быть, моего мужа нет в живых?

Друзья решили:

— Мы отправимся на поиски Хижи. Не найдем его — домой не вернемся.

Но они вернулись — без Хижи. Вернулись через год и принесли весть:

— Обошли все дороги, а не встретили Хижи. Будь он жив — нашли бы его. Нет его, значит, в живых. Будь он убит двоими, прошел бы об этом слух. Значит, убил его один человек.

Когда люди узнали, что Хижа убит, стали они приходить к вдове Хижи, — разделить ее горе, ибо велики и благородны были дела Хижи. Лучшие друзья покойного сказали вдове:

— Память о Хиже осталась не только в людских сердцах. Сын Хижи — это живая память об отце. На стало время дать мальчику имя. Назовем его Шужеем. А чтобы в имени сына жило имя отца, назовем мальчика Хижоко Шужеем: так мы приблизим дитя Хижи к нашим сердцам.

Друзья Хижи дали его сыну не только имя. Они дали ему, по нартскому обычаю, коня и воинские доспехи.

Так мальчик, будучи уже трехлетним, получил имя. Был он рослый и крепкий, угадывался в нем будущий нарт. Он был похож на Хижу, и потому мать любила его особенно горячо, не расставалась с ним, не выпускала со двора.

Однажды вышло так, что мать, хлопоча по хозяйству, не заметила, как Шужей выбежал на улицу. Он впервые увидел своих сверстников. Они играли в игру взрослых: боролись. Шужею тоже захотелось поиграть с ними. Он сразу одолел всех, — кости их захрустели в его руках. Мальчики рассердились:

— Если ты силен, как мужчина, почему ты вме шиваешься в игры мальчиков? Почему ты не ра зыщешь убийцу своего отца, если ты силен, как муж чина?

Шужей вернулся в дом и сказал матери:

— Мать, разреши мне повести моего коня на во допой!

— Единственный мой, — встревожилась мать, — что ты задумал? Тебе еще рано водить коней на во допой.

— Почему рано? Я не такой уж маленький, — оби делся Шужей. — Не бойся, ничего не случится с конем, и со мной ничего не случится, я буду достойным сыном своей матери.

Мать, чтобы не обидеть сына, разрешила ему повести коня на водопой. Тогда сын обрадовался и спросил:

— Матушка, где уздечка?

Мать смутилась, подумала: “Для чего сыну уздечка?” Желая узнать, как он ответит, она сказала:

— Кому нужен конь, тот найдет и уздечку.

Шужей ничего не произнес в ответ и направился к конюшне, вход в которую был завален абра-камнем. Мать подбежала к сыну прежде, чем он подошел к абра-камню, и сказала:

— Мальчик мой, коня с уздечкой не держат в ко нюшне. Когда конь в конюшне, на него надевают недоуз док. А уздечку хранят дома. Пойдем домой.

Дома открыла мать крышку сундука, достала уздечку с серебряными украшениями и дала ее сыну. Шужей сказал:

— Там, где уздечка, должно быть седло. Коня не дарят без полного снаряжения.

— Когда тебе потребуется полное снаряжение, оно найдется, — ответила мать. — А пока веди коня на во допой.

— Я поведу, матушка, коня на водопой, но сперва научусь седлать коня. Какая мать препятствует жела ниям сына? Дай мне седло.

— Тебя в седле не будет видно, — попыталась мать пошутить. — Ты еще поднять его не в силах, ты еще молод!

Но Шужей был так настойчив, а мать его так любила, что не могла ему отказать, вынула из сундука седло и дала его сыну.

Шужей, оттолкнув ногой абра-камень, вошел в конюшню. Он вывел подаренного коня, надел уздечку. Конь поднялся было на дыбы, но Шужей стал крутить ему уши, и так крепко, что конь задрожал от страха. Оседлав строптивого коня, Шужей сказал:

— Нехватает мне нагрудника и плети. Матушка, тебя почитают все нарты, к лицу ли будет тебе, если твой сын сядет впервые на коня без нагрудника и плети?

— Сын мой, — снова заволновалась мать, — без плети всадник не садится на коня, без мужского сердца отрок не годится во всадники. Ты еще мальчик. Что ты задумал?

— Не в первый раз я задумал повести коня на во допой, — ответил Шужей.

— Да благословит бог богов твой первый выезд!— воскликнула мать и вошла в дом. Вскоре она вышла с нагрудником и плетью. Шужей, надев нагрудник на коня и держа в руке плеть, вскочил в седло. Конь взметнулся до неба, и Шужей проджигитовал на нем между обла ков. Потом всадник опустился на землю и вспахал ее задними ногами коня. Спешившись, Шужей подошел к матери, чье сердце дрожало от страха и счастья, и спросил:

— Матушка, где мой отец?

— Я не знаю, где твой отец, — сказала мать. — Только в сердце моем живет тоска по нем.

— И в моем сердце тоска, — ответил Шужей. — Поэтому расскажи мне о моем отце. Мальчишки мне проходу не дают, кричат мне: “Где твой отец? Кто убил его?”

Мать повела сына в дом, посадила его рядом с собою и начала так:

— Твой отец пропал без следа. Я думала: вот вы растет мой сын, достигнет двадцати лет — дам я ему отцовского коня, отцовские доспехи, расскажу сыну, какие дела предстоит ему совершить.

У отца твоего было два походных коня — один у меня остался, было два набора боевых доспехов — один у меня остался. Я берегла для тебя серого коня в подземелье, боевые доспехи — в сундуке. Не достиг ты, мальчик мой, возраста всадника, не сможешь ты управлять серым конем, носить отцовские доспехи. Но как мне быть? Разве мать противится желаниям единственного сына? Поезжай. Но вперед послушай, что я тебе скажу.

Дам я тебе серого коня. Садись на него, за поводья не дергай, пусть серый конь бежит по своей воле: он будет твоим вожатым. Доедешь до развилины многих дорог, — сам никуда не сворачивай: конь выберет дорогу. А нужно будет коню — сам остановится, ты только ослабь немного подпруги, три раза приподними седло, протри рукой ему глаза. Ночью конь будет останавливаться только там, где останавливался твой отец. Встретишь на пути нуждающихся в помощи — помоги: так поступал твой отец. Не совершай бесчестных поступков, чтобы не дали тебе плохого прозвища. Серый конь приведет тебя к тем местам, где наездничали твой отец и его друзья-нарты. Не верю я, что твой отец погиб в бою с одноглазым: человек умнее великанов, человек всегда победит. Твой отец погиб не иначе, как от руки коварного спутника. В дом этого спутника и приведет тебя серый конь.

Мальчик мой, не надеюсь я на то, что увижу тебя, что вернешься ты: слишком ты молод. Телом ты силен, но духом еще слаб. Только вот что скажу тебе на прощание: не совершив подвига, не возвращайся. Доброго пути!

Шужей сел на серого коня и пустился в путь. Едет-скачет, а куда едет, куда скачет — не знает: серый конь — его вожатый. Не всадник выбирает место для дневки-ночевки, а конь.

Так, продолжая путь, достиг всадник горы. От подножья горы расходились две дороги. Одна, по которой скакал серый конь, вела вправо и опоясывала гору. Она показалась всаднику длинной. Другая дорога вела влево, к долине. Она показалась Шужею короткой. Шужей дернул за поводья, направил коня по дороге, ведущей влево. Серый конь не слушался, сворачивал вправо, но Шужей настоял на своем. Проскакав немного по избранной им дороге, Шужей вспомнил наказ матери.

— Что я делаю! — крикнул он и позволил коню скакать по своей воле. Серый конь круто свернул вправо, свернул по бездорожью, по склону горы, порос шему терновником. Пробравшись сквозь густые заросли терновника, конь вышел на дорогу, опоясывавшую гору. Взглянул Шужей на ноги коня и увидел, что они в крови: их ободрал колючий терновник. Юный всадник опечалился:

— Я нарушил наказ матери, не дал коню скакать по своей воле, и конь измучился из-за меня.

Подумав так, Шужей слез с коня, нарвал охапку мягкой и сухой травы и очистил ноги коня от колючек, очистил от крови. Сделав короткий привал, Шужей отправился дальше — туда, куда нес его серый конь.

Перед всадником простерлась необозримая долина, на которой бушевало многочисленное войско. Шужей решил въехать в самую гущу этого войска, как вдруг подбежали к нему две собаки. То были самиры. Всадник подумал: “Эти собаки принадлежат, видимо, какому-нибудь славному витязю”, — и бросил собакам пищи из своих путевых припасов. Но собаки, не притрагиваясь к пище, проскочили мимо Шужея и вбежали в лес. Вскоре они появились снова. У одной была в зубах горстка травы, у другой — многолиственная веточка. Они опять проскочили мимо всадника и убежали в лес.

Хижоко Шужей продолжал свой путь, но вдруг подумал: “Эти собаки, наверно, нуждаются в помощи. Мать наказывала: “Не оставляй тех, кто попросит тебя помочь им”. Надо исполнить наказ матери, нельзя мне осрамить имя моего отца!”

Шужей стегнул коня и направился вслед собакам. За все время пути он в первый раз ударил серого коня, и конь полетел как молния, изрыгая изо рта пламя. Конь привел всадника к холму, возвышавшемуся недалеко от нартского селения. На холме лежал витязь, истекавший кровью. Над ним склонились две собаки-самиры. Гнедой конь стоял рядом и жалобно ржал. Шужей подъехал к раненому, быстро спешился и спросил:

— Чему могу тебе помочь?

Раненый застонал и промолвил:

— Раздень меня и приложи к моим ранам траву и листья, что держат собаки в зубах.

Шужей приложил к ранам витязя целебные листья и травы. Вдруг он услыхал над головой шум. Два могучих орла спустились на землю и обрызгали раненого водой: они принесли живую воду в своих клювах. К витязю вернулась прежняя сила. Он вскочил на гнедого коня и воскликнул:

— Поедем вместе, юный седок. Если из тебя вый дет настоящий мужчина, то твой конь окажется истин ным скакуном.

Неизвестный витязь врезался в бесчисленное войско, заполнявшее долину, и стал рубить мечом налево и направо. Шужей въехал с другого конца, и оба всадника, зрелый и юный, уничтожили огромное войско. Только один отряд уцелел и обратился в бегство. Витязь погнался за этим отрядом, а Шужей последовал за витязем. Но Шужею не пришлось вступить в битву: витязь истребил весь отряд и вернулся назад. На холке его коня лежала добыча: женщина. Шужей, приблизившись, увидел, что она уже не молода. Он спросил витязя:

— Ты взял эту женщину в плен или освободил ее из плена?

Витязь ответил:

— Войско чинтов, которое мы сейчас истребили, пришло сюда из-за этой женщины. Но мы развеяли на дежды чинтов. А тебя прошу я: будь моим гостем, от дохни в моем доме, узнаем друг друга.

— Да будет наша встреча к счастью! — сказал Шужей. — Но я в пути, мне надо ехать дальше.

— Не минуй дома того, кто тебя приглашает, и твой путь будет счастливым.

Сказав так, неизвестный витязь привел Шужея в нартское селение, в свой дом. Он отвел женщину на женскую половину дома, а Шужея пригласил в кунацкую.

Хозяин и гость стали вместе охотиться. Неизвестный витязь был искусным охотником. Ничто не уходило от его стрелы из того, что замечали его глаза. Он учил Шужея мужеству, выносливости, учил его нарт-ским обычаям и нартской охоте. Так прошло несколько дней.

* * *

Ночью, в постели, Шужей вспомнил слова матери: “Твой отец погиб от руки коварного спутника. В дом этого спутника и приведет тебя серый конь”.

И Шужей подумал: “Я не мешал серому коню, он скакал по своей воле и, наконец, привел меня в этот дом. Хозяин дома и есть убийца моего отца!”

Утром пришел к нему неизвестный витязь и сказал:

— Юноша! Ты исцелил меня от ран, ты помог мне одолеть чинтское войско. Благодарю тебя.

— Я не сделал ничего такого, что заслуживало бы твоей благодарности. Я исполнил нартский обычай: по мог нуждающемуся в помощи. И ты исполнил нартский обычай: сделал спутника своим гостем. Теперь назовем друг другу свои имена, — сказал Шужей.

Витязь ответил:

— Я-то хорошо знаю тебя: я узнал тебя по твоему серому коню. Но ты меня можешь и не знать: очень ты еще молод годами. Я — нарт Бадыноко. Чинты — закля тые враги мои и моей матери. Когда они напали на страну нартов, моя мать уничтожила их войско. Не успо коились чинты, напали еще раз. Тогда я их уничтожил. Пришли они в третий раз, но мы с тобой их истребили. Женщина, которую они взяли в плен,— моя мать. Ты мне помог, и я спас ее от мести чинтов. Не посетуй на то, что не спросил тебя сразу — кто ты, откуда ты родом. Но я узнал серого коня Хижи, я знал, что ты поедешь на поиски своего отца.

Тогда Шужей крикнул:

— Это ты убил моего отца, ты, Бадыноко!

— Нет, я не убил твоего отца, — сурово промол вил Бадыноко. — Я всегда любил его, мы были дру зьями.

— Нарты говорят: если бы Хижа был убит двоими, то об этом пошел бы слух. Значит, Хижа убит одним спутником. Мать моя говорит: в дом этого спутника, сын мой, приведет себя серый конь отца. И вот я в твоем доме, Бадыноко! — воскликнул Шужей и обнажил меч.

— У отца твоего не было двух спутников: я был: его единственным спутником, — сказал Бадыноко.

— Тогда открой, нарт Бадыноко, всю правду: кем убит мой отец? Выхода у тебя нет: солжешь — за ложь убью, скажешь правду — убью за правду, ибо правда в том, что ты убил моего отца!

Бадыноко и эти слова Шужея встретил спокойно и сказал:

— Вот правда: выслушай ее, и ты будешь знать, что тебе делать. Ты потерял отца, а я верного друга, и мое горе не меньше твоего горя. Я, как и ты, искал Хижу, искал долго, скакал по его следам, но не нашел его, хотя и сейчас ради Хижи готов я отдать свою го лову. Вот что я знаю о его гибели.

Мы с Хижей были друзьями, и потому у нас были общие враги. Долго мы не могли одолеть одного великана — врага не только нашего, но всех людей. Наконец мы нашли его слабость (иначе и быть не могло, ибо следили мы за ним безустали) и сразили великана. Сразив, мы угнали табун его коней из породы альпов. Я поскакал впереди табуна, Хижа — позади. Так, скача, мы встретили молодого всадника. Он приветствовал меня: “Да умножится твое стадо, нарт Бадыноко!” — “Да продлится твоя жизнь, юноша! — сказал я. — Выбирай любого коня”.

Но всадник проехал мимо меня. Поравнявшись с Хижей, он произнес то же приветствие, и Хижа ответил ему, как я: “Выбирай любого коня, юноша!” Всадник приблизился к нему, но вместо того чтобы пожать ему руку, он схватил шапку Хижи и ускакал. “Проклятый, на что тебе моя шапка!” — крикнул Хижа и помчался за всадником. А я помчался за Хижей. Но Хижа не мог догнать всадника, а я — их обоих. Я отстал от них, и настолько, что уже с трудом различал их. Вдруг я увидел, что Хижа поравнялся с всадником. Всадник остановился, выхватил Хижу из седла и унес его.

“Э-эй, теперь не в шапке дело: всадника похищают!” — подумал я и поскакал быстрее. Конь похитителя взвился в облака. Я помчался следом, помчался так, что не видел над собой неба, а под собой — земли. Так я заехал в междуморье. Следы коня всадника привели меня к берегу моря: в море они терялись.

Несколько дней я искал переправы, но не нашел ее. Припасы мои кончились. Я стал охотиться, но вскоре перебил всю дичь. Тут выпал снег. Не стало пищи моему коню. Чтобы спасти его от голодной смерти, я вернулся. На дороге встретил я множество лошадей. То разбежался угнанный нами табун. Собрав лошадей, я пригнал их домой.

Когда я отдохнул немного, а конь мой окреп, я вычистил свои доспехи и опять направился на поиски Хижи. Я запомнил то место на берегу моря, где терялись следы похитителя. Чтобы песок не занес следы, я сложил там кучу камней. Прибыв туда, я опять начал искать переправу. Искал каждый день, искал целый год — не нашел. За весь этот год ни один человек не переправился с того берега, не появлялся на этом берегу.

Слушай, Хижоко Шужей! Пусть убьют меня за смерть твоего отца, — это будет для меня радостью, ибо в сердце моем печаль о Хиже. Твой отец был мне верным другом, — а что на земле выше, чем дружба? Я вижу, что ты достойный сын своего отца, что ты можешь найти Хижу. А когда так, пусть я погибну. Если ты мне веришь, то отправимся на поиски вместе. Если ты не веришь мне — сделай то, что считаешь нужным сделать.

— Отправимся на поиски вместе, — сказал Шужей и спрятал в ножны меч.

Мать Бадыноко приготовила им все, что нарты берут с собой в дорогу, и всадники сели на коней. Когда выезжали со двора, Хижоко Шужей занял место слева от Бадыноко, ибо по обычаям нартов младший всадник должен был находиться слева от старшего спутника. Но Бадыноко сказал:

— Твой отец всегда скакал справа от меня, ибо был намного старше. Теперь ты стал на место своего отца, поэтому ты должен находиться справа.

Шужей не согласился.

— Бадыноко, — сказал он, — ты уважал моего отца за старость и знал свое место. Я тоже знаю свое место. Недаром и ты, и моя мать научили меня нартским обычаям. На этот раз я не послушаюсь тебя.

Всадники поехали: Бадыноко — справа, Шужей — слева. Прибыли они в междуморье. На берегу моря они увидели кучу камней. Здесь терялись следы похитителя Хижи.

— Что будем делать, Шужей? — спросил Бады ноко. — Переправы нет.

— Скажу тебе так, Бадыноко, — ответил Шу жей. — Всадник, похитивший моего отца, переправился в этом месте через море, а он был мужчиной, — как я и ты. Переправлюсь через море и я, а ты жди меня на берегу, пока не кончатся твои припасы. Когда припасы кончатся, а я не вернусь, — уезжай.

— Запомни, мой спутник, — сказал Бадыноко, — если придется переправляться через море, то я въеду первым, а потом — ты.

Шужей, подумав, ответил:

— Согласен. Ты — старший, тебе и почет: изведай опасность первым.

Всадники подтянули подпруги, подобрали полы своих бурок, взяли в руки путевые припасы, сложили свои плети и вступили в море: впереди — гнедой конь Бадыноко, позади — серый конь Шужея.

Оказалось, что Шужей был прав. Всадники переправились через море, как переправился некогда похититель Хижи. Они выбрались на сушу. Берег был обрывистый. Всадники решили, что им надо дать отдых своим коням и самим отдохнуть. Они выжали воду из бурок, потников и бешметов, высушили их на солнце и, отдохнув, пустились дальше. Вверх вела узкая тропинка. На ней то возникали, то терялись чьи-то следы. Но тропинка была так крута, что кони не могли ступать по ней. Спутники решили подняться наверх, держа коней в поводу.

Подъем был очень труден. Ноги коней скользили, не было за что уцепиться, и кони тянули всадников вниз. Но спутники упорно шли вперед, а тут и легче стало. Появились на пути огромные камни, между которыми росли редкие травинки. Кони, упираясь ногами в эти камни, цепляясь зубами за редкие травинки, медленно поднимались на вершину хребта.

Глазам нартов открылась широкая равнина. Здесь жили люди, ибо росли плодовые деревья, в высокой траве паслись кони, вдали виднелось возделанное поле. Но людей не было видно.

Пламя вспыхнуло в сердце Шужея: он прибыл туда, где, быть может, был убит его отец! Он сказал об этом своему спутнику. Бадыноко молвил в ответ:

— Ты еще очень юн, Шужей, ты горяч, огонь мести горит в твоем сердце, великое горе жжет твою душу, молодость торопит тебя выказать свою отвагу. Но не торопись, Шужей, не торопись! Не убивай тех, кто не заслуживает смерти. Подумай сам: что было бы, если бы ты убил меня, когда гостил в моем доме? Кто бы тебе рассказал о том, как исчез твой отец, кто бы тебя привел сюда? Убить врага ты всегда успеешь, и я тебе помогу, — для того я и поехал с тобой. Но прежде, чем обнажить меч, спроси у меня совета.

— Я буду слушаться тебя во всем, ибо ты — старший, — сказал Шужей. — Но трудно мне сдерживать себя, ибо я думаю о своем отце, и сердце мое пылает.

Спутники сели на коней и поскакали. Они проехали равнину, достигли снежных горных вершин, миновали их и увидели старый большой каменный дом, огороженный плетнем из колючего терновника. Всадники подъехали к воротам. На дворе стояла коновязь, похожая на огромное сучковатое дерево.

* * *

Из дома вышла девушка с платком на голове. То была редкостная красавица. Она приветливо улыбнулась, открыла ворота и впустила всадников во двор. Когда Шужей спешился, она подошла к нему так близко, будто хотела обнять его, протянула руку и взяла у него плеть.

— Добро пожаловать, Хижоко Шужей, будь го стем! Да продлятся годы нарта Бадыноко, ибо он со гласился стать твоим спутником. Ваш приезд — боль шая радость для нас: теперь успокоятся наши сердца. Заходите в кунацкую, отдохните с дороги, — она ведь была нелегкой.

Сказав так, девушка вошла в дом. Всадники, удивленные ее словами, вошли в кунацкую. Шужей сказал:

— Ты, нарт Бадыноко, спас землю нартов от наше ствия чинтов, ты был во многих краях, да и прожил на свете много. Не мудрено, что девушка знает тебя. Но как она могла узнать мое имя -имя безвестного юноши?

Бадыноко ответил:

— Еще раз скажу тебе, Шужей: не торопись. Может быть, то, что мы узнаем от этой девушки, принесет нам пользу. А если нас постигнет неудача и нам придется взяться за оружие, то я буду в битве рядом с тобой.

— Хорошо, пусть будет по-твоему, — сказал Шу жей. — Ты старше меня, ты лучше меня, ибо ты спас землю нартов от врага. Я буду во всем тебе повино ваться.

Пока они так разговаривали, из большого дома вышла девушка. В руках ее был круглый столик с угощением. Она несла этот столик в кунацкую. В это время во двор въехал молодой всадник. То был ее брат. Девушка поставила столик с угощением на землю и вбежала в кунацкую. Она сняла с головы платок и протянула его между собой и Шужеем. Предупредив своего юного спутника, Бадыноко сказал:

— Девушка, не тревожься, я исполню твое же лание.

Девушка поклонилась и вышла. Брат ее успел уже спешиться. Конь его был взмылен, пот капал с него, он был так худ, что, казалось, мог пройти сквозь стремя. Лицо седока тоже было покрыто потом, видно было, что он устал.

Девушка подошла к брату и сказала.

— Нас посетило счастье, к нам приехал Хижоко Шужей!

Усталый седок обрадовался, воскликнул:

— Твои слова — большая радость для меня. На снежных вершинах гор я видел издали двух всадников, и не мог понять, кто они такие. Теперь я понял. Их приезд — благо для нас.

Брат и сестра вошли в кунацкую. Гости приветствовали джигита, как хозяина, а Бадыноко пристально взглянул на него. Молодой хозяин сказал:

— Нарт Бадыноко, я не раз встречал тебя, но ты не смотрел в мою сторону, ибо не знал меня. Я счаст лив, что вижу тебя в своем доме!

Потом он обратился к Шужею:

— Да продлятся твои годы, Хижоко Шужей! Добро пожаловать, будь нашим гостем: мы давно ждем тебя.

Потом он спросил сестру:

— Помнишь ли ты о том, что желанные наши гости прибыли издалека, что они устали?

Сестра поняла брата:

— Угощение давно готово, но как я могла внести столик в тот миг, когда ты приехал? Разве ты забыл обычай нартов? Я ждала, чтобы ты, хозяин, сперва приветствовал гостей.

Шужей подумал: “Эти люди соблюдают обычаи нартов, стало быть, они нам не будут врагами…”

Брат и сестра внесли столик, предложили гостям умыться. Бадыноко умылся, а Шужей не подошел к кувшину.

— Почему ты не умываешься? — спросила его де вушка.

— Не умываюсь, потому что не заслуживаю я того, чтобы сесть за один стол с нартом Бадыноко. Не подо бает мне такая честь.

Так отвечая, Шужей то краснел, то бледнел. Девушка заметила это и обратилась к Бадыноко:

— Бадыноко, разрешишь ли ты нам отвести этого джигита в большой дом?

— Разрешаю, дочка, — сказал Бадыноко. — Шу жей, ступай за хозяевами.

— Повинуюсь, — ответил Шужей, — ибо ты меня дурному не научишь.

Брат и сестра вышли из кунацкой и привели Шужея к дверям большого дома. Отвалив с помощью Шужея абра-камень, они вошли вместе с Шужеем в дом и снова закрыли вход абра-камнем. Пройдя через три комнаты, они растворили перед Шужеем дверь и впустили его в четвертый покой, а сами остались за дверью.

Покой, в который вступил Шужей, был богато убран. На серебряном ложе восседал старик с длинной белой бородой. Перед ним стоял столик со всевозможными яствами и лакомствами, Шужей поклонился и сказал:

— Да будет счастливым твой день, добрый старец!

— Да продлятся твои годы, сын мой, — ласково ответил старик. — Садись, добрый джигит.

— Я могу и постоять, добрый старец, я еще мо лод, — сказал Шужей.

Старик спросил:

— Откуда ты прибыл, джигит, как ты добрался до этого края? До сих пор только двое заходили ко мне: брат и сестра. Других людей я давно не видел. Кто же ты, джигит, чей ты, откуда родом?

— Я впервые в этом доме, — сказал Шужей. — Я тоже не знаю, чей это дом, собираются ли в нем ста рики, приходят ли сюда молодые. Не знаю я и того, добрый старец, кем ты приходишься джигиту и девушке, которые приняли нас, как хозяева. Ты спрашиваешь: “чей я?” Хотя и не подобает мне хвастаться именем моего отца, но я назову тебе его: моего отца зовут Хижа.

Белобородый старец слегка улыбнулся и молвил:

— Если так, добрый джигит, то садись в кунацкой рядом со своим спутником: так будет лучше для тебя.

— Тогда, если на то будет твоя воля, я выйду, — сказал Шужей. — Да будет твоя старость счастливой!

Шужей вышел из покоя старца. Брат и сестра снова привели его в кунацкую и спросили:

— Что ты увидел в том покое, джигит?

Шужей с восторгом рассказал о добром белобородом старце, о богатом убранстве его покоя.

Тогда спросил Бадыноко:

— Был бы ты доволен, если бы твой отец жил в таком же покое, питался такими же яствами?

— Если бы я мог так служить своему отцу, так ле леять его старость, то я был бы счастлив! — ответил Шужей.

— Ты можешь быть счастлив, — сказала де вушка.— Тот белобородый старец-твой отец, мой друг Хижа.

— Да продлятся годы моего отца, исчезло мое горе! — воскликнул радостно Шужей. — Я мечтал найти хотя бы останки отца, а нашел его самого живым и здоровым. Велико мое счастье, велико счастье моей матери и всех друзей Хижи!

Молодой хозяин сказал:

— Когда поедим, я поведаю вам обо всем, что про изошло.

И вот что он поведал гостям.

* * *

— Ты, нарт Бадыноко, и ты, Хижоко Шужей, — слушайте мой рассказ. Я расскажу вам всю правду. Только не перебивайте меня.

“Было нас семь братьев и одна сестра. Я — младший из братьев. С тех пор как мои братья научились седлать коней, не было одноглазого великана, которого они бы не одолели, не было крепости, которую они бы не взяли. Не стало в наших краях такого, кто посмел бы помериться с ними силой. Тогда старшие братья, видя, что они не могут проявить свое мужество на той земле, где родились, решили отправиться в дальние края.

В одном из чужих краев жили шестеро братьев — одноглазых великанов, шестеро притеснителей и разбойников. Мои братья начали с ними борьбу. Но великаны были сильней и убили одного за другим шестерых моих братьев. Сами же они лишились только троих братьев.

Я был в ту пор еще так молод, что не участвовал в битвах. Когда же я возмужал и окреп, решил я стать мстителем за старших братьев. Собрал я отряд из нартов, и мы напали на моих врагов — одноглазых великанов. Почти все нарты пали в борьбе, а победить одноглазых нам не удалось. Остался я, наконец, один против трех великанов. Оказалось, что они меня щадили, так рассуждая: “Если мы его убьем, это будет для него легким наказанием. Пусть он живет, но зато всю жизнь свою пусть проведет в мучениях. Мы можем похитить его сестру, но это — не самое большое горе: рано или поздно, а сестра его выйдет замуж, покинет его дом, и он готов к тому, чтобы с ней расстаться. Надо похитить его мать, — это будет большое горе. Мать мы сделаем нашей рабыней, а он, чтобы не разлучаться с ней, тоже станет нашим рабом, и так, Б позоре и муках, проживет всю жизнь. А мы будем, глядя на него, радоваться и торжествовать, ибо нет для нас, иныжей, большей радости, чем человеческое горе!”

И похитили одноглазые мою мать.

Ярость увеличила мою силу и отвагу, я опять собрал нартов и пошел на одноглазых великанов. Но иныжи убили всех моих соратников. Я тоже искал смерти, но враги не хотели убивать меня: они щадили меня для того, чтобы смерть не избавила меня от горя, и горе мое было велико. Не раз я обращался к землякам с просьбой: “Пойдемте на иныжей!” Но никто не соглашался, никто не хотел итти на верную гибель. Да и мало мужчин осталось у нас после битвы с иныжами. Я пришел в отчаяние.

Жил в наших краях старик Уорсарыж, богатый годами и хитростью. Я обратился к нему за советом. Что мне еще оставалось делать? Уорсарыж подумал и сказал:

— Трудно тебе помочь. Есть, правда, одна хит рость. Если сумеешь ее применить, то, быть может, до стигнешь желаемого. Не сумеешь — останешься при своем горе.

— Сказывай свою хитрость, — обрадовался я. Уорсарыж начал:

— На том берегу моря живет нарт Хижа. Ты дол жен похитить его. Жена Хижи беременна мальчиком, который родится в отсутствие своего отца. Мальчика назовут Хижоко Шужей. Хижа — могучий витязь, вели кой силой обладает и его жена, но мальчик, который родится от них, превзойдет силой и мать и отца: никто не сможет одолеть его. Наступит день, когда он и нарт Ба дыноко отправятся на поиски Хижи. Так как Хижу похи тишь ты, то они неминуемо достигнут твоего дома. Если у тебя хватит мужества поведать гостям всю правду и если Бадыноко и Шужей, вместо того чтобы наказать тебя, захотят тебе помочь, то иныжи будут уничтожены.

Слова хитреца повергли меня в печаль. Я воскликнул:

— Ну, не проклят ли я судьбой? Не разорвется ли мое сердце от горя, пока вырастет мальчик, который сей час находится во чреве матери? Не позор ли для меня, что я должен, ради своего дела, похитить почтенного че ловека, заставить страдать его сына, его жену и друзей?

— Такова уж твоя судьба, — ответил Уорса рыж. — Сам ты не одолеешь великанов. Из-за тебя по гибли в борьбе с ними славнейшие витязи этого края. Хочешь ты или не хочешь, а кроме Бадыноко и Шужея, никто не победит одноглазых, кроме Бадыноко и Шужея некому наказать иныжей за смерть твоих братьев.

Что мне было делать? Отправился я в тот край, где жил Хижа. Ты знаешь, нарт Бадыноко, как мне удалось похитить отца Шужея, — ведь это произошло на твоих глазах. Я это сделал так быстро, что ты не успел догнать меня. С тех пор Хижа находится в моем доме. Я знал, что Хижа — могучий витязь, и поэтому держал его взаперти, завалив вход в дом абра-камнем неслыханной тяжести. Иначе Хижа убил бы меня.

Хижоко Шужей! Ты сам видел, в каком довольстве я содержу твоего отца, каким почетом он окружен. Ты можешь мне на это сказать: “Какое дело моему отцу до твоего горя?” Так сказав, ты будешь прав. И если ты хочешь убить меня, то я готов. Но я знаю, Шужей, что ты умен и благороден, — иначе не был бы ты сыном Хижи. Я знаю, что витязь Бадыноко, в котором сосредоточено все мужество нартов, — лучший из людей. Зная это, я надеюсь на вас. Я надеюсь, что вы поможете мне отомстить иныжам. Я повинуюсь вашему решению, нарты”.

Брат замолк, сказала девушка:

— Хижоко Шужей, дорогой наш гость! Когда я вошла в кунацкую, я протянула между нами — между мной и тобой — платок. Это означало, что я обратилась к тебе с просьбой, а просьба моя была в том, чтобы ты выслушал моего брата без гнева, чтобы ты понял и по стиг наше горе…

Тогда заговорил Бадыноко:

— Я понял эту просьбу и, не зная еще, легко ли нам это будет, или тяжело, согласился ее исполнить. Потому я и сказал девушке, чтобы она не тревожилась. Теперь пусть назовут нам то место, где живут прокля тые великаны, и мы поедем.

— Будет это дело тяжелым или легким, оно касается меня одного, — сказал Шужей. — Из-за на шего молодого хозяина отец мой перенес много горя, а еще больше горя перенесла моя мать. Но раз хозяин возложил всю надежду на меня, и надежду эту лелеял с тех пор, как я находился во чреве матери, то я один исполню его просьбу. Назовите мне место, где обитают враги, и я тронусь в путь. Больше я ничего не скажу.

— Зато скажу я! — воскликнул Бадыноко. — С того дня, как мы выехали вместе на поиски твоего отца, я ни разу не покидал тебя. Не покину и теперь: я должен увидеть, Шужей, каков ты в бою с велика нами. Мы не знаем, где живут одноглазые, мы впервые в этих краях. Поэтому с нами должен отправиться молодой хозяин. Втроем и поедем.

— Я согласен, но при одном условии, — возвысил голос Шужей. — Мы поедем втроем, но дело решу один я: вы не должны помогать мне.

— Хорошо, — согласился Бадыноко, а молодой хозяин вышел из кунацкой и вскоре вывел во двор трех резвых коней, оседланных походными седлами. Де вушка привязала к седлам дорожные припасы. Ее браг вошел в кунацкую и сказал:

— Поедемте, друзья, если вы готовы.

Шужей посмотрел в окно и увидел, что на дворе нет его серого коня. Он спросил хозяина:

— Почему не оседлан мой конь?

— Не прогневайся на то, что я скажу, — ответил молодой хозяин. — Твой конь, родившийся на том бе регу моря, не одолеет наших дорог. Не одолеет он и коней одноглазых великанов. Мои кони — той же по роды, что и кони иныжей, поэтому я и оседлал их.

— Нет, — сказал Шужей. — Ты и Бадыноко сади тесь на этих оседланных коней, а для меня оседлай моего серого. Ни один конь не совершит того, что со вершит мой серый скакун.

Молодой хозяин открыл конюшню и вывел серого коня. В это время выбежал из конюшни и гнедой конь Бадыноко и вложил морду в руки своего хозяина. Бадыноко сказал, лаская коня:

— Поеду только на гнедом.

Молодой хозяин вынес седла Бадыноко и Шужея и сел на своего коня. Вскочили в седла и Бадыноко и Шужей, и трое всадников, простившись с девушкой, тронулись в путь.

* * *

Мало ли, долго ехали, а прибыли они к дому одноглазых великанов, притеснителей и разбойников. Дом был окружен изгородью из терновника. Молодой хозяин сказал:

— Здесь были убиты мои старшие братья, здесь томится в рабстве моя страдалица-мать. Пока иныжи разбойничают, моя мать, их рабыня, готовит им еду: целого быка. Бык должен быть готов как раз к приезду иныжей. Если мясо слишком горячо — одноглазые из бивают мою мать, если мясо остынет-избивают снова. А если одноглазые не насытятся — беда моей матери! А иныжи, съев в один присест тушу быка и несколько сотен пирогов, заваливаются спать. Пока они спят, мать снова готовит им пироги и тушу быка. Не поспеет мать, или мало будет мяса, — изобьют ее одноглазые. В та ких муках живет она, а я не могу ей помочь, и слезы душат меня.

Слова хозяина обожгли сердце Шужею. Он сказал:

— Войду в дом. Если одноглазые дома, то дело решится быстро. Если их нет — буду ждать. Если ты, Бадыноко, хочешь видеть, каков я в битве с иныжами, то отсюда ты хорошо увидишь.

Бадыноко возразил:

— Не считай мои слова обидой для себя, но одного я тебя не пущу. Мы поехали втроем, и втроем мы дол жны вступить во двор одноглазых. Я перескочу через изгородь первым, за мной — наш молодой хозяин. Мы найдем место, где нас не увидят, а мы оттуда увидим все. Потом перескочишь через изгородь ты, Шужей. И я обещаю: пока ты не позовешь нас на помощь, мы не вступим в битву.

— Твои слова, Бадыноко, для меня — закон! — сказал Шужей.

Когда его двое спутников перескочили через колючую изгородь и притаились в укромном месте, он переправился сам. Привязав серого коня к коновязи, он пошел к дому. Женщина-рабыня, находившаяся у очага, увидела его и воскликнула:

— Тха, владыка богов, зачем ты так наказал меня! Вот приехал молодой джигит, приехал, не зная, что попал в логовище иныжей. Как я накормлю его, если иныжи трясутся над каждым куском мяса? А не на кормлю его — позор мне, ибо разве можно не накор мить гостя?

Так горевала рабыня, подкладывая дрова в очаг. Подошел к ней Шужей. Она заплакала:

— Горе тебе, джигит, зачем ты явился сюда? Явился ты с целью или забрел сюда случайно, не зная, что попал к одноглазым великанам, разбойникам и при теснителям, страшным силачам? Чем я могу тебе по мочь? Если ты голоден и я дам тебе пирога, то иныжи изобьют меня: они знают, сколько пирогов я пеку каж дый день, и когда приезжают, то считают и пересчиты вают их. Горе тебе, джигит, горе и мне, рабыне!

— Не плачь, матушка, — сказал Шужей. — Я при шел сюда с целью. Я ищу как раз тех иныжей, о которых ты говоришь. Если счастье будет со мной, то я уничтожу притеснителей и верну тебя домой, к твоим детям, ма тушка.

— Ты меня назвал матерью, — сказала женщина,— и я тебе отвечу, как родному сыну: вернись обратно, сынок! Ты погибнешь от одного удара иныжа, как погибли шестеро моих сыновей, как погибло множество нартов, желавших вызволить меня из рабства. Ты еще совсем дитя, сын мой, и каково мне будет, когда тебя убьют на моих глазах? Пусть лучше умру я, старуха, чем ты, в расцвете сил. Вернись обратно, вернись не по дороге, а по бездорожью, чтобы не встретиться с одноглазыми, не то-погибнешь!

— Мать моя, — ответил Шужей, — я выслушал тебя. Теперь выслушай меня. Я как раз из тех, которые не бегут от битвы с врагом. Я не покину в страхе и втайне этот двор: я пришел сюда, чтобы измерить силу одноглазых.

Шужей воткнул в котел огромную двурогую вилку и достал оттуда целую ногу быка. Насытившись бычьей ногой и закусив пирогами, он бросил кости назад в котел и, в ожидании одноглазых, прилег в соседней комнате, на богатом ложе.

В полдень возвратились домой великаны. Весь последний переход они скакали с открытыми ртами: проголодались обжоры. Так, с раскрытыми ртами, они и въехали во двор. Каждый увидел своим единственным глазом серого коня Шужея. Они подумали:

“Конь — не нашей породы, но мы эту породу знаем. Кто же сидит на коне? Не сын ли нашей рабыни приехал, чтобы побыть с матерью? Это хорошо; будет у нас второй повар!”

Вошли одноглазые в дом и увидели: лежит на их ложе какой-то нарт, лежит, будто не видит их. Младший великан, самый большой обжора, побежал к очагу, а старший крикнул:

— Эй, малыш, откуда ты взялся? Ты занял нашу коновязь, вошел без спросу в наш дом и развалился на нашем ложе. Ты глуп, что ли? Не слыхал разве о нас, о братьях-иныжах?

Пока он так кричал, вернулся младший иныж. Рот его был раскрыт, единственный глаз пылал. Он крикнул:

— Кто-то съел наши пироги, съел целую ногу быка, а кости бросил обратно в котел. Рабыня наша не осмелилась бы так поступить. Вот виновник! — и он показал на Шужея.

— Слушай ты, малыш! — разозлился старший. — В своем ли ты уме? Как это ты вздумал расковырять нашу еду? Ты своими руками вынесешь со двора навоз от твоей грязной лошади!

Хижоко Шужей, не вставая с места, ответил твердыми словами:

— Вы думаете, иныжи, что если вы сильны, то вам должны принадлежать горы и долы? Если вы нена сытны, то должны грабить и убивать людей? Я не заблу дился, когда забрел к вам. Я прибыл с целью. А ка кова эта цель, я скажу вам, когда вы поедите: иначе вы все равно ничего не поймете, — знаю вас, обжор! Идите наполните свое брюхо, а потом приходите ко мне. Пого ворим.

Одноглазые пришли в ярость, крикнули:

— Нам не до еды, говори сейчас: что ты задумал?

— Не стану с вами разговаривать, пока вы не на едитесь, — сказал Шужей. — Наш разговор приведет к битве, так что лучше набейте брюхо мясом, чтобы по том не жаловаться: “Он нас победил потому, что мы были голодны!” Пока же я вам скажу только одно: в несчастный для себя день вы вернулись домой!

Иныжи пошли к очагу и с жадностью съели все, что приготовила им рабыня. Набив свои утробы, они вернулись к Шужею. Юный нарт, не вставая с места, опросил их:

— Наелись?

— Наелись, не наелись, — тебе нет до этого дела! — закричал старший великан. — Говори: с какою целью ты прибыл к нам?

— Я потому спрашиваю, наелись вы или нет, что нехватило вам сегодня бычьей ноги, — усмехнулся Шужей. — А прибыл я к вам вот с какой целью: хочу отвезти домой женщину, которую вы сделали своей ра быней.

Одноглазые захохотали:

— Ох, и глуп же ты, малыш!

А старший сказал, надрываясь от смеха:

— Ладно: отдадим рабыню. Но ты попробуй отнять ее у нас. Мы не будем перечить, если вот этот мальчик позволит тебе увезти ее, — и он указал пальцем на младшего великана.

— Эти слова справедливы. Принимаю их, — ска зал Шужей. Он поднялся, пошел к очагу и сказал ра быне великанов:

— Довольно тебе, матушка, терпеть муку от этих одноглазых. Отомщу им за твоих шестерых сыновей, за нартов, убитых иныжами. Крепись, не бойся, жди своего счастья.

— Только бы мне вырваться от них, только бы вер нуться к детям, к сыну и дочери, — большего счастья мне не надо! Эти одноглазые сильны, в их руках — не человеческая сила. Они убьют тебя, сын мой, они и меня убьют. Но раз ты хочешь бороться с ними ради спасения моей жизни, раз ты жертвуешь собой, раз твое сердце требует этого, то и в моем сердце есть муже ство, и мне не страшно и не больно будет умереть.

Так разговаривали между собой старая женщина и юный джигит, не обращая внимания на младшего иныжа, который стоял за дверями и слышал каждое слово. Когда Шужей вышел к нему, младший иныж громко захохотал и крикнул:

— Эй, болтун, с чего ты начнешь разговор со мной?

— Начну вот с этого, — сказал Шужей и со всей силой ударил младшего великана по носу. Из носу хлы нула кровь.

— Эй, малыш, — крикнул младший великан гну савым голосом, — разве так начинают борьбу?

— Так или не так, а некогда мне с тобой возиться, не стану же я марать руки в твоей крови!

Сказав так, Шужей взял под руку старую рабыню и вышел с ней из дому.

На дворе было два иныжа: старший и средний. Не глядя на них, Шужей отвязал серого коня, сел в седло, посадил перед собой женщину и тронулся в путь. В это время выбежал младший иныж. Братья посмотрели на него и увидели, что нос у него расплющен, сравнялся со щеками. Старший иныж сказал среднему:

— Догони его!

— Нет у меня охоты с ним возиться, — сказал средний. — Кроме того, младший ведь еще не боролся с ним по-настоящему. Я вижу, что человеческая сила этого молодого нарта больше нашей силы. В его сердце — пламя отваги. Он убьет меня и тебя.

Между тем конь Шужея медленно ступал по широкому двору. Видно было, что седок не торопится уезжать. Он остановил коня недалеко от дома, спешился, помог женщине сойти на землю, привязал поводья к седлу и стал ждать.

Первым прибежал иныж с расплющенным носом. Он загнусавил:

— Ты — мальчишка, и начал со мной драку, как мальчишка. Разве так борются взрослые люди? Но я вижу, что в тебе все же есть немного мужества, ибо ты не убежал! А теперь я выпущу из тебя душу.

— Разве я не знал, что мы еще подеремся с то бой? — сказал Шужей. — Говори: как хочешь драться?

— Хочу драться так, — сказал гнусавый. — Растя нем на земле свои бурки, положим на бурки по семи стрел каждый, начнем стрелять друг в друга. Кон чатся стрелы — приступим к конной борьбе. Вот так я хочу драться. Если боишься, малыш, — скажи.

— Согласен. А так как я первым нанес тебе удар кулаком и расплющил нос, то стрелять будешь пер вым ты.

Шужей разостлал свою бурку и положил на нее семь стрел. То же самое сделал гнусавый великан.

— Держись, — крикнул он и пустил в Шужея стрелу. Стрела задела ухо Шужея. Пришла его очередь стрелять. Он нацелился прямо в грудь иныжу, и стрела человека так пробила грудь великана, что кошка могла бы пролезть сквозь дыру.

Противники стреляли по семь раз. Шужей был легко ранен, а тело младшего великана кровоточило от тяжелых ран. Когда кончились стрелы, решили противники, как условились, продолжать борьбу, сидя на конях. Пока иныж натягивал поводья, испытывая боль от каждого своего движения, Шужей подлетел к нему и быстрым взмахом меча обезглавил его. Огромное тело великана свалилось в одну сторону, голова с потухшим глазом посередине лба — в другую.

Конь убитого великана поскакал домой с пустым седлом. Увидев коня без всадника, старший иныж сказал среднему:

— Наш младший оказался слабым и трусливым. Его, великана, убил маленький человечек! Недостоин наш младший того, чтобы мы оплакивали его, погибшего от руки малыша! Теперь ты, средний, надень свои доспехи, оседлай коня и убей человека!

Средний иныж ответил:

— Вслед за младшим наступит мой черед, а потом ты будешь убит этим малышом. Знаю, что еду я на вер ную гибель.

Средний иныж оседлал коня и поехал. Когда он увидел труп младшего брата, он воскликнул:

— Ты погиб, несчастный, из-за глупости старшего брата. Наш противник полон человеческой силы, и все мы умрем от его руки.

Тут вспыхнула в нем злоба. Он крикнул Шужею:

— Ты убил нашего младшего, чего же ты ждешь? Смерти своей?

— Я жду вас, старших, чтобы убить вас. Если бы не это дело, я давно бы был дома. Не задерживай меня, начинай битву. Как хочешь драться? — спросил Шужей.

— У меня такой обычай, — сказал средний иныж, — я сижу на коне и убиваю врага мечом.

— Хороший обычай. Начинай!-предложил Шужей.

Средний иныж размахнулся мечом и нанес Шужею тяжелый удар в плечо. От этого удара Шужей пришел в ярость, размахнулся мечом и рассек противника надвое. Конь убитого великана прискакал домой с пустым седлом. Тогда старший иныж надел боевые доспехи, сел на коня и поскакал на битву.

Увидев труп младшего брата, он воскликнул:

— Эй, младший! Это я приказал тебе вступить в поединок, и ты погиб. Если бы ты остался в живых, вышел бы из тебя сильный великан. Не дождался я этого срока, поспешил, и ты был убит по моей вине. Но теперь я отомщу за тебя.

Поскакал старший иныж дальше и увидел труп среднего брата. Сказал он:

— Эх, средний, ты погиб по своей трусости. Ты бо ялся смерти — и умер. Не в полную силу ты боролся, не свое желание исполнял ты, а мой приказ. Твоя душа не хотела битвы, — и вот остывает твое тело. Клянусь, что рядом с ним скоро будет остывать тело нашего врага!

Подскакав к Шужею, старший великан крикнул:

— Я приехал к тебе, человечек, твоя гибель при близилась к тебе. Начнем битву: ее начало будет твоим концом!

Шужей сказал:

— Вы, иныжи-братья, родились в разные годы, а умрете в один день. Не болтай попусту, а скажи: как хочешь драться?

— Драться будем так, — сказал иныж. — Для на чала пустим друг в друга по тридцать стрел. Одолеешь меня — делай со мной, что хочешь.

Когда противники натянули луки, сын женщины, спасенной Шужеем, сказал:

— Нарт Бадыноко, теперь мы должны выступить на помощь Хижоко Шужею. Старший великан — самый сильный, убьет он юношу!

Бадыноко ответил:

— Молчи. Если будет нужда в нашей помощи, я дам тебе знать.

Начался поединок. Все тридцать стрел Шужея впились в старшего иныжа, а из тридцати стрел иныжа только несколько попали в цель, но они тяжело ранили Шужея. Кончились стрелы, — сели противники на коней, взяли в руки мечи. Иныж размахнулся мечом, Шужей уклонился от его удара, но упал в беспамятстве: слишком тяжелы были его раны.

— Пора!— воскликнул молодой хозяин и поскакал на помощь Шужею. Но Бадыноко нагнал его и сказал:

— Я знал, что так случится, что старшего вели кана Шужей не одолеет. Поэтому я и не вступал в битву до сих пор. Мое дело — убить старшего иныжа. А ты еще молод, это дело не по плечу тебе. Кроме того, Шужей — мой воспитанник, и спасти его должен я один.

Старший иныж спешился, чтобы рассечь мечом Шужея, лежавшего на земле. В это время подлетел к великану Бадыноко, размахнулся мечом — обезглавил одноглазого, размахнулся еще раз — рассек надвое его огромное тело. Тогда положил Бадыноко на холку гнедого коня бездыханного Шужея, положил рядом старую женщину, спасенную от рабства, сел на коня и ускакал. Сын женщины помчался следом за Бадыноко. Когда всадник достиг многотравной луговины, женщина сказала:

— Добрый витязь Бадыноко, останови коня, я вы лечу того, кто спас меня, кто стал моим сыном.

Бадыноко спешился, снял с коня женщину и Шужея. Женщина пошла по луговине, нашла целебную траву и приложила ее к ранам Шужея. В это время прискакал ее сын. Он дал Шужею испить воды из прозрачного ручья, и Шужей пришел в себя.

— Что было со мной? — спросил Шужей.

— С тобой было счастье, — сказал Бадыноко.— Все иныжи убиты, а мать нашего хозяина — с нами.

— Эти слова, — радость, они -лучшее лекарства для моих ран. Теперь поедем к моему отцу.

Сказав так, Шужей сел на коня. Сел на коня и молодой хозяин, посадив в седло перед собой свою мать. Всадники пустились в путь. Они скакали так, что Бадыноко, по обычаю нартов, находился посередине, слева от него — молодой хозяин, а справа — Хижоко Шужей.

* * *

Целый месяц прожили Шужей и Бадыноко в гостях, и то был месяц радости: мать встретилась с детьми, отец — с сыном, нарт с другом. Шужей не отходил от Хижи, джигит и его сестра — от матери, и все они выказывали любовь и уважение Бадыноко. Но вот сказал Шужей своему старшему спутнику:

— Бадыноко! Я радуюсь тому, что нашел своего отца, но я тоскую по своей матери. Много времени про шло с того дня, как я отправился на поиски Хижи. Мать плачет, думает, что и сын пропал, как пропал ее муж. Так не пора ли нам вернуться домой?

Бадыноко передал слова Шужея молодому хозяину и услышал от него такой ответ:

— Нет для меня большей радости, чем проводить время с вами, но тоска матери сильнее радости госте приимства. Шужей прав, вам пора вернуться к жене Хижи. Как я отблагодарю Шужея за то, что он спас мою мать, за то, что он истребил убийц моих братьев? Быть может, мне не подобает говорить то, что я сей час скажу, но если я не скажу — кто скажет? Вот и го ворю: хочу выдать за Шужея мою сестру. Шужей стал уже сыном моей матери: пусть отныне буду я ему братом.

— Я помогу тебе, — сказал Бадыноко. — Твоя сестра красива, умна и домовита. Не может быть, чтобы Шужей не заметил этого!

Так Бадыноко стал сватом. Слушая его, Шужей то краснел, то бледнел от смущения. Он сказал, стыдясь поднять глаза на Бадыноко:

— Никогда я не думал, что ты скажешь мне такие слова. И во сне мне бы не приснилось это. Я не скажу, что девушка мне не нравится, но посуди сам, какие толки пойдут? Люди скажут обо мне: “Он поехал на поиски отца, а вернулся с отцом и женой”. Не стыдно ли мне будет?

— Весь этот стыд беру на себя, — улыбнулся Ба дыноко.

Ответ Шужея обрадовал молодого хозяина, обрадовал его мать, а больше всего обрадовал девушку. Молодой хозяин отобрал из своего табуна пять лучших коней, оседлал их походными седлами, привязал к седлам путевые припасы. Так приготовившись к отъезду гостей, он обратился к Бадыноко:

— Все, что сделал для меня Шужей, он сделал не ради наживы, а ради любви к людям. Мы теперь с ним породнились, и я могу, не обидев его, предложить ему в дар целый табун. Но я знаю, что не примет он этого дара, поэтому дарю вам только трех коней. Ваши кони хороши для вашего края, а наши хороши для перехода через моря и океаны: тут с ними никто не сравнится.. Примите их, прошу вас, как братьев!

Наступил час отъезда. Молодой хозяин сказал Хиже:

— Прости меня, нарт Хижа, ты истосковался у меня дома по жене и друзьям. Теперь будь счастлив! У тебя такой отважный и благородный сын, что нет на земле отца, которому ты бы мог позавидовать. Я благо дарен тебе и Шужею, не будьте на меня в обиде!

Белобородый старец ответил:

— Ты надеялся на меня и на моего сына, и твоя надежда была светла: ты думал об освобождении своей матери. Исполнилась твоя надежда, и я рад: разве твоя сестра не стала мне дочерью? Обиды нет, есть радость.

Хижа, Бадыноко и Шужей сели на подаренных скакунов. На четвертого коня села молодая жена Шужея, на пятого — ее брат. Кони Бадыноко и Шужея, гнедой и серый, скакали рядом с пустыми седлами. Когда переплыли на другой берег моря, Хижа предложил молодому джигиту, чтобы он вернулся. Но тот возразил:

— Могу ли я вернуться, не увидев, как Хижа всту пил в родной дом, как встретился со своей женой? Не я ли повинен в ее печали? Я поеду с вами!

На том и порешили. Всадники отправились дальше. Прибыли они в селение, где жил Бадыноко. Мать Бадыноко устроила пир в честь друзей ее сына. Хорошо отдохнув, всадники снова пустились в путь. Ехали они иногда быстро, иногда медленно и вступили, наконец, в то селение, где стоял дом Хижи.

Жители селения не узнали своих земляков, ибо Хижа сильно состарился с тех пор, как пропал без следа, а Шужей за время своего отсутствия созрел и окреп: уехал мальчиком, вернулся джигитом. Только серого коня Шужея узнали земляки и, увидев, что скачет серый конь с пустым седлом, решили: Шужей убит. Один из юношей селения бросился со всех ног к жене Хижи.

— Матушка, — сказал он ей, — принес я тебе весть.

— Какую весть ты принес мне, сын мой? — спро сила жена Хижи. — Обрадуешь — дам тебе награду.

— Я принес тебе не радостную весть, а печаль ную, — молвил юноша. — Только что я видел серого коня, на котором уехал твой Шужей. Проезжают мимо нашего селения люди, у которых в поводу скачет серый конь, скачет с пустым седлом. Выйди на дорогу, по смотри на коня Шужея. Если не отдадут тебе путники се рого коня, то ты хотя взглянешь на него. Вот моя весть.

Годы и горе состарили жену Хижи, глаза ее потускнели от слез, но попрежнему был ясен ее разум. Она сказала:

— Хорошую весть ты принес мне, сын мой. А мо жешь ли ты мне сказать, сколько всадников прибыло в селение?

— Пять всадников, — ответил вестник. — Один бе лобородый старец, один зрелый витязь, два молодых джигита, а пятый — девушка. Кони их — не нашей по роды, если не считать серого коня Хижи, который ска чет с пустым седлом.

— Сын мой, ты принес мне весть о моем муже и о моем сыне. Выбери из моего табуна лучшего коня и возьми его себе в награду за радостную весть. А вот и всадники прибыли.

И сказав так, жена Хижи выбежала навстречу мужу и сыну.

Семь дней и семь ночей длился пир в честь возвращения Хижи и Шужея, в честь молодой жены Шужея, в честь Бадыноко — наставника Шужея. Гости разъехались, а Шужей остался дома со своей молодой женой, с отцом, с матерью. Долго прожил Шужей на нартской земле, и прожил жизнь свою счастливо.