Целый год Малечипх и Унаджоко жили согласно, дружно и счастливо. Унаджоко от всего сердца радовался тому, что у него такая хорошая жена, и не мог отыскать в ней никакого изъяна. Но пришло время задуматься над отцовскими наказами.
— Хоть и трудно мне придется, — размышлял Унаджоко, — все-таки я готов каждый год строить новый дом и, прибегнув к помощи соседей, пахать на сто рябых волах. Но как мне разойтись с такой хорошей женой?
Долго горевал Унаджоко, но делать было нечего: разве мог нарт не выполнить отцовского завета?
— Хоть и не в чем мне тебя упрекнуть, хоть и сильно я тебя люблю, нельзя нам больше оставаться мужем и женой. Возьми из моего дома что твоей душе угодно и уезжай к отцу! —сказал своей Малечипх опечаленный Унаджоко.
— Слово твое для меня — закон! Возьму с собой что моей душе угодно и уеду к отцу. Но если ты меня вправду любишь, исполни мою единственную просьбу: позволь мне напоследок устроить пиршество для твоих друзей, напоить вас, накормить, развеселить. Пусть меня поминают добром нартские витязи! — отвечала мужу Малечипх.
Унаджоко охотно согласился и созвал всех своих друзей. Малечипх приготовила много яств и питья, накрыла на стол и обратилась к нартам:
— Со мной расходится муж, и я прошу вас в последний раз попировать и повеселиться за моим сто лом, чтобы сохранить добрую память обо мне!
Нарты начали пиршество, а Малечипх им подавала еду и питье, приговаривая:
— Не давайте хозяину печалиться! Таких, как я, немало. Он найдет себе хорошую супругу.
И нарты, поднося Унаджоко чашу за чашей, напоили его допьяна.
Когда разошлись гости; пировавшие круглые сутки, Унаджоко крепко уснул.
Малечипх запрягла волов в арбу, положила туда соломы, накрыла мягкой подстилкой, уложила мужа на арбу и, погоняя волов, тронулась в путь.
Когда проехали половину дороги, Унаджоко очнулся.
— Эй, Малечипх, куда мы едем?—недоумевая, спросил он свою жену.
— Разве ты забыл? Ты ведь со мной разошелся, и я еду домой!—спокойно отвечала Малечипх, погоняя волов.
— Забыть-то я не забыл, но не понимаю, куда ты меня везешь, — удивленно сказал Унаджоко.
— Если не понимаешь, — я тебе объясню. Пом нишь, был у нас такой уговор: если ты со мной разве дешься— я смогу взять из дома то, что мне всего до роже. А ведь ты мне дороже всего! Вот я еду к отцу и везу тебя, — отвечала Малечипх.
— Уговаривались мы — это верно! И то, что ты меня везешь, — это хорошо! А разошелся я с тобой только потому, что должен был выполнить три отцовских завета, — сказал Унаджоко.
— Какие же это три завета? — спросила Малечипх.
— Отец, умирая, наказал мне каждый год же ниться на новой жене, каждый год строить новый дом и каждый год пахать на ста рябых волах. Я поклялся Уашхо-каном выполнить эти три завета. А мы с тобой прожили год, и потому я должен с тобой развестись, — пояснил Унаджоко.
— Отец твой был мудр, а если ты его не понял, кто же виноват? Жениться каждый год на новой жене — это значит, не сидеть дома, а отправляться в поход, чтобы, по возвращении, жена показалась тебе новой. Каждый год строить новый дом — это значит, каждой весной тебе надо покрывать дом свежей соломой, а мне— обмазывать стены глиной. Каждый год пахать на ста ря бых волах — это значит, вспахивать свое поле прежде, чем стает весь снег, когда земля еще будет рябая, по тому что нет лучше раннего сева. А теперь выбирай: либо мы вернемся домой, либо я по уговору повезу тебя к себе, —сказала мужу маленькая Малечипх.
— Если так, — вернемся! — отвечал муж. — Не хочу я, чтобы говорили нарты: "Малечипх, уезжая, увезла с собой Унаджоко!”
Возвратились они домой, и с той поры Унаджоко зажил со своей женой дружно, счастливо и неразлучно, как пушинка, приставшая к меду.