Войти
(перевод Николая Гумилева)
Гильгамеш говорит отшельнику Ут-напиштиму:
«О Ут-напиштим, я тебя созерцаю,
Твой облик не страшен, ты мне подобен,
Ты мне подобен, со мной не различен.
Твое сердце годится, чтобы смеяться в сраженье,
Как все, когда спишь, ты ложишься на спину!
Почему ж ты так вознесен, добыл жизнь в собранье бессмертных?»
Ут-напиштим говорит Гильгамешу:
Я открою тебе, Гильгамеш, тайное слово,
Тайну богов тебе расскажу я:
Шуриппак, город, который ты знаешь,
Который стоит вблизи Евфрата,
Старинный город, обитают в нем боги,
И сделать потоп подтолкнуло их сердце, богов великих.
Был среди них отец их, Ану,
Бел воитель, их советник,
Эниуги, их начальник,
И Ниниб, их вестникь,
Эа мудрейший восседал с ними;
Их слова повторил он изгороди тростниковой:
«Изгородь, изгородь! Ограда, ограда!
Слушай, изгородь! Понимай, ограда!
Человек Шуриппака, сын Убара-Туту,
Разрушь свой дом, выстрой судно,
Оставь богатства, думай о жизни,
Ненавидь богатства ради жизни,
Погрузи семена всей жизни во внутренность судна.
Пусть они будут вымерены, его размеры,
Размеры судна, которое ты построишь,
Пусть ширина и длина отвечают друг другу!
Тогда лишь можешь спустить его в море!»
Я понял и молвил Эа, моему господину:
«О, мой властитель, все, что сказал ты,
Внял я сердцем и все исполню,
Но что расскажу толпу и старцам?»
Эа уста отверз и мне ответил,
Своему слуге он так ответил:
Вот, что расскажешь ты толпе и старцам:
— Я ненавистен Белу и жить не буду в городе вашем
На землю Бела ноги не поставлю,
Я спущусь к океану, буду жить с Эа, моим господином.
А на вас он нашлет в изобилии воды,
Добыча птиц и рыб добыча,
На вас нашлет он дождь нечистый. —
Чуть утро блеснуло, я начал работать,
На пятый день чертежи закончил:
В сто двадцать локтей должны быть стены,
И крыши объема тоже в сто двадцать,
Я очертанья наметил, нарисовал их после;
Я шесть раз покрыл обшивкой судно,
Я на семь частей разделил его крышу,
Его внутренность разделил на девять,
В середине его поставил распоры,
Я руль устроил и все, что нужно,
Шесть мер смолы на дно я вылил,
На дно я вылил три меры дегтя;
Носильщики три меры масла:
Одну меру оставил я для священной жертвы,
Лодочника спрятал других две меры.
Для народа быков я резал,
Каждый день по козлу убивал я,
Соком ягоды, вином мне принесли и маслом
Я поил его, как простой водою;
Я устроил праздник, как в день новогодний,
Открыл кладовые, достал драгоценную мирру.
Раньше заката солнца было окончено судно,
Принесли строители мачту для судна.
Все, что имел, на него погрузил я,
Все, что имел серебра, на него погрузил я,
Все, что имел я золота, на него погрузил я,
Все, что имел нагрузил я, все семя жизни
Заключил я во внутренность судна; родных и семейство,
Скот полевой и зверей полевых, всех погрузил я.
Шамаш мне час назначил:
— Вечером мрака властитель пошлет нечистые воды,
Войди во внутренность судна и дверь захлопни.
— Час наступил предрешенный:
Вечером мрака властитель пролил нечистые воды;
На образы дня посмотрел я
И я испугался этой погоды,
В судно вошел и двери захлопнул;
Управлять кораблем, лодочнику Пузур-Белу
Я доверил постройку со всем погруженным.
Едва рассвет засветился,
Из глуби небес поднялась черная туча,
Адад рычал в ней,
Набу и Царь вперед выступали;
Вестники, шли они через гору и поле;
Нергал опрокинул мачту.
Он идет, Ниниб, он бой ведет за собою;
Факелы принесли Ануннаки,
Их огнями они освещают землю.
Грохот Адада наполнил небо,
Все, что было блестящим, превращается в сумрак.
Брат не видит более брата,
Люди в небе друг друга узнать не могут,
Боги боятся потопа,
Они убегают, они поднимаются на небо Ану.
Там садятся, как псы, ложатся на станы.
Кличет Иштар, как поденщица, громко,
Голосом дивным царица богов возглашает:
«Пусть тот день рассыпется пылью,
Лень, когда я злое сказала перед богами,
Потому что сказала я злое передо богами,
Чтобы людей погубить и потоп накликать.
Для того ли взлелеяла я народ мой,
Чтобы, как выводок рыб, они наполнили море?»
По вина Ануннак, боги плачут с нею,
Боги подавлены и в слезах восседают,
Губы их сжаты, и тело трепещет.
Шесть дней, шесть ночей бродят ветер и воды, ураган владеет землею.
При начале седьмого дня ураган спадает,
Он, который сражался, подобно войску;
Море утишилось, ветер улегся, потоп прекратился.
Я на море взглянул: голос не слышен,
Все человечество стало грязью,
Выше кровель легло болото!
Я окно открыл, день осветил мне щеку,
Я безумствовал, я сидел и плакал,
По щеке моей струились слезы.
Я взглянул на мир, на пространство моря,
В двенадцати днях пути виднелся остров,
К горе Низир приближается судно,
Гора Низир от себя не пускает судна,
День, и второй, и третий его не пускает,
Четвертый, пятый, шестой день его не пускает.
День седьмой загорелся,
Я взял голубку, пустил наружу,
Улетела голубка и возвратилась,
Словно места себе не нашла, возвратилась.
Я ласточку взял, пустил наружу,
Улетела ласточка, возвратилась,
Словно места себе не нашла, возвратилась.
Я ворона взял, пустил наружу,
Умчался ворон, ущерб воды он увидел:
Он ест, он порхает, он каркает, он не хочет вернуться.
Я оставил его четырем ветрам, я совершил возлиянье,
Я жертву поставил на горной вершине.
Четырнадцать жертвенных урн я поставил,
Мирт, кедр и тростник разостлал под ними.
Боги почуяли запах,
Боги почуяли добрый запах,
Боги слетелись, как мухи, над приносящими жертву.
Только царица богов примчалась,
Украшенья она вознесла, что сделал ей Ану:
«О боги, стоящие здесь, как я не забуду моего ожерелья из ляпис-лазури,
Так же и этих дней не забуду, всегда буду помнить!
Пусть боги подходят к жертве
Но пусть Бел не подходит к жертве
Потому что он не размыслил, потоп устроил,
Людям моим он назначил гибель».
Только бог Бел примчался,
Судно увидел он, Бел, и сделался гневным,
Гневом исполнился против Игиги:
«Разве какой-нибудь смертный спасся?
Жить человек не должен среди разрушенья!»
Ниниб уста отверзает,
Говорит он герою Белу:
«Кто, кроме Эа, творец созданья?
Эа один знает все дело».
Эа уста отверзает,
Говорит он герою Белу:
«Ты, мудрец средь богов, воитель,
Как не размыслил ты, потоп устроил?
Грех на грешного возложи ты,
Вину на виновного возложи ты!
Но отступи, прежде чем он уничтожен будет!
Почему ты потоп устроил?
Пусть бы лев пришел и людей пожрал он!
Почему ты потоп устроил?
Пусть бы пришел леопард и людей пожрал он!
Почему ты потоп устроил?
Пусть бы голод явился, разорил бы землю!
Почему ты потоп устроил?
Пусть чума бы явилась, разорила бы землю!
Тайну великих богов не открыл я людям,
Мудрый, я сон им послал, и сон поведал им тайну».
Боги спросили тогда совета у Бела;
Бел поднялся на судно,
Взял меня за руку, вознес высоко;
И жену мою он вознес, поставил нас рядом;
Наших лиц он коснулся, стал между нас, благословил нас:
«Прежде Ут-напиштим был смертными,
Ныне и он, и жена нам, бессмертным, подобны:
Пусть он живет, Ут-напиштим, в устье рек далеко!
Взяли меня и в устья рек поселили.
А тебя, Гильгамеш, кто из богов введет в их собранье,
Чтобы обрел ты бессмертье, которого ищешь?
Вот! Шесть дней, семь ночей не ложись, попробуй!«
Едва Гильгамеш опустился на землю,
Сон, словно буря, на него повеял.
Ут-напиштим говорит супруге:
«Видишь ли сильного, что хочет бессмертья?
Сон, словно буря, на него повеял!»
Говорит супруга отшельнику, Ут-напиштиму:
«Тронь его, пусть человек пробудится сразу
И путем, которым пришел он, невредим возвратится!
Чрез большие ворота, откуда он вышел, домой возвратится!»
Ут-напиштим говорит супруге:
«Человечество дурно и злом воздает за благо!
Но спеки ему хлебы, положи у его изголовья!»
И пока он спал на палубе судна,
Хлебы она испекла, положила у его изголовья.
И пока он спал, ему поведала знанье:
«Первый его хлеб заквашен,
Выдержан второй, третий сдобрен,
Четвертый поджарен, он сделался белым,
Пятый сделался старым,
Шестой проварень,
Седьмой!…» Он тронул его, человек пробудился сразу!
Гильгамеш говорит отшельнику Ут-напиштиму:
«Я лежал без движенья! Простерли сон надо мною!
Вдруг ты меня коснулся, и я пробудился».
Ут-напиштим говорит Гильгамешу:
«Сосчитай, Гильгамеш, сосчитай твои хлебы!
Качество хлебов да будет тебе известно!»
Гильгамеш говорит Ут-напиштиму:
«Что, что я сделаю, Ут-напиштимь? Куда пойду я?
Я, чьи радости похититель похитил,
Я, в чьей спальне кроется гибель?»
Ут-напиштим к Ур-Эа лодочнику обратился.
«Ур-Эа, пусть тобою море возвеселится!
Тот, кто бродит по берегу, пусть он увидит!
Человек, перед которыми пришел ты,
Чье тело прикрыто грязной одеждой
И чью красоту закрывают шкуры,
Возьми его, Ур-Эа, и веди его в баню,
Пусть он моет одежду в воде, пока она чистой не станет.
С плеч пусть он сбросит шкуры, и пусть унесет их море,
Пусть его дивное тело возбудит в смотрящем зависть,
Пусть она станет новой, его головы повязка,
Пусть он покроется платьем, непостыдной одеждой!
Вплоть до дня, как он в свой города прибудет,
Вплоть до дня, как он окончит дорогу,
Платье его не износится, но останется новым».
Гильгамеш и Ур-Эа взошли на судно,
Судно столкнули на волны они и отплыли.
Отшельнику Ут-напиштиму так сказала его супруга:
«Гильгамеш путешествовал, он усталь, истомился,
Что ты дашь ему при его возвращенье?»
Услыхал Гильгамеш и жердь поднимает,
К берегу он подводит судно.
Ут-напиштим говорит Гильгамешу:
«Тебе, Гильгамеш, я открою тайное слово,
Священное слово тебе скажу я:
Видишь растенье на дне океана,
Шип его, точно терновник, пронзит твою руку,
Если рука твоя это растенье достанет».
Едва Гильгамеш услышал это,
К ногам привязал он тяжелые камни,
И они его в океан погрузили.
Взял он растенье, оно ему руку пронзило,
Отвязал он тогда тяжелые камни
И поднялся наверх со своей добычей.
К Ур-Эа Гильгамеш обратился:
«Ур-Эа, растенье это весьма знаменито,
Из за него человек получает дыханье жизни.
Я возьму его в крепкий Урук, поделю средь сограждан,
Имя его — «старик становится юным».
Я его съем в Уруке и юношей стану».
Двадцать часов прошло, принесли они жертву умершим,
Тридцать часов прошло, завершили они причитанья;
Увидал Гильгамеш колодец с холодной водою,
Он спустился в него и водой омылся.
Змея услыхала запах растенья,
Подползла и растенье утащила.
Гильгамеш возвратился, крикнул проклятье,
Сел потом и заплакал;
По щеке его катятся слезы,
Лодочнику Ур-Эа говорит он:
«Для кого, о Ур-Эа, мои руки терпели усталость?
Для кого я растратил кровь из сердца?
Ведь не для себя совершил я подвиги,
Совершил я подвиги для львов пустыни,
И растенье мое колышат волны.
Когда я выходил на берег,
Видел я знак священный: время причалить,
Время оставить у берега судно».
Двадцать часов прошло, принесли они жертву умершим,
Тридцать часов прошло, завершили они причитанья,
И увидали тогда Урук блаженный.
К лодочнику Ур-Эа Гильгамеш обратился:
«Ур-Эа, поднимись прогуляться на стену Урука!
Созерцай основанье, на кладку взгляни, не прекрасна ли кладка?
Или не семь мудрецов заложили здесь основанье?
Один сар города, один сада, один развалины храма богини —
Три сара, и обломки Урука я возьму и ее закончу».
